Спектральный анализ региональных социально-политических конфликтов в современной России: понятие, типология, причины их возникновения.

 

Панчук Игорь Петрович,

соискатель Московского Государственного Гуманитарного Университета

им. М.А.Шолохова,

командир войсковой части 67265.

 

В 90-е годы XX века Россия шла по пути рыночных реформ либерального толка, которые усугубили положение страны, существенно снизили жизненный уровень основной массы населения, привели к кардинальным изменениям всей системы общественных отношений.

Анализ состояния социально-политической сферы общества позволяет утверждать, что системообразующим элементом является кризис доверия к власти, государственным институтам и проводимой ими политике. Конкретными проявлениями здесь выступают противоположные трактовки причин и сущности системного кризиса в стране, путей и способов перехода от одного общественного строя к другому; противостояние различных политических сил в вопросе взаимовлияния элементов капиталистической и социалистических систем, непродуманное использование опыта той и другой в условиях кризисного развития общества.

В формировании модели стабильного общественного устройства в условиях постсоветской трансформации многое зависит от нахождения правильного баланса между государственным регулированием и рыночным саморегулированием. Понятие социальная рыночная экономика внутренне противоречиво, так как рыночная экономика сама по себе не может быть социальной или социально-ориентированной. Жесткая конкуренция не позволяет демократическим свободам развиваться в условиях производства, из работника стремятся выжать все. Те, кто не может трудиться в таких условиях, выталкиваются из сферы экономики в социальную сферу, т.е. становиться объектом социального обеспечения и защиты.

Государство – составная часть общества, и оно отражает в себе все его плюсы и минусы. В обществе низкой политической культуры, с высокой степенью криминализации существует как следствие возможность проникновения во власть и обслуживающий ее аппарат популистов-демагогов, криминальных элементом, представителей политических кланов и олигархии, чиновников, для которых главное – получение прибылей, корпоративные интересы, карьера и личное обогащение, в не удовлетворение интересов регионов страны и потребностей россиян.

Властвующая элита по-прежнему дрейфует в сторону потребительского общества, на фоне массовой бедности углубляется раскол внутри страны, в том числе и на региональном уровне. Подвижность и экстерриториальность сообществ богатых, разместивших свои капиталы в зарубежных странных, контрастирует с иммобильностью и привязанностью «к месту» бедных. Дееспособное население продолжает сокращаться, а его качественный состав (здоровье, уровень образования и квалификации) ухудшается. Только в последнее время началось реальное противодействие со стороны государства коррумпированности чиновников всех уровней.

Все эти обстоятельства и явились стимулирующими факторами институционализации и обострения региональных конфликтов в социально-политическом пространстве России.

Понятие «региональный социально-политический конфликт» можно попытаться сформулировать, опираясь на понятие «регион»[1] - одно из самых распространенных в отечественном научном и общественно-политическом лексиконе.

Рассматривая регион в качестве единицы в системе социально-политических, экономических и международных отношений, попытаемся на этой основе раскрыть сущность регионального социально-политического конфликта. В научной литературе продолжают существовать разночтения. Встречаются следующие определения и трактовки: регион – целый континент, регион – группа стран в рамках одного континента, регион – административно-территориальная единица внутри одной страны. Употребление понятия «регион» как синонима субъекта Российской Федерации настолько укоренилось в общественно-политическом лексиконе, что для обозначения более обширных территориальных целостностей в последнее время стало использоваться понятие «макрорегион». Все эти трактовки имеют право на существование. Таким образом, понятие «региональный конфликт» может иметь очень широкий спектр толкований.

Важно учитывать и геополитическую трансформацию мира, ее влияние на измерение региональных конфликтов. В 1990-е гг. взаимосвязь между внутригосударственными этническими конфликтами и борьбой держав различного геополитического статуса за сферы влияния становится очевидной. Этнические конфликты 90-х гг. ХХ века, например, на Кавказе, на Балканах, обнаружили эту тенденцию во всей полноте. Внешние воздействия стали широко использоваться конфликтующими сторонами как инструмент достижения своих целей в конфликтах. Если раньше этнические меньшинства могли рассчитывать не более чем на поддержку своих соплеменников в соседних государствах, то в современных условиях обычным явлением стало обращение к тем международным силам, которые могут быть заинтересованы в установлении своего геополитического влияния в регионе конфликта.

Региональные конфликты в течение длительного времени были объектом изучения теории международных отношений. Так, региональными конфликтами считаются ближневосточный кризис, балканский кризис, конфликт на Корейском полуострове и др. Соответственно сложилась определенная методология изучения таких конфликтов в предметных рамках теории международных отношений. Регионализм, по мнению В.В.Михеева, «означает взаимозависимость стран и выход интересов хозяйственных субъектов за национальные границы, однако ограничивает сферу действия этих тенденций региональными рамками».[2]

Социально-политический конфликт не равнозначен военному конфликту, вооруженной борьбе, хотя в экстремальных случаях может ею заканчиваться. Но военный конфликт подчиняется собственным законам, включая технические. К.Шмидт справедливо полагал, что здесь собственно политика заканчивается.[3] Поэтому не следует, на наш взгляд, проводить исследование региональных социально-политических конфликтов в их крайних или вообще вооруженных формах (путч, мятеж, восстание и т.п.).

В нашем исследовании не ставится задача рассматривать международные аспекты конфликтологии, проблемы этноконфликтологии, глобальных, а также военных конфликтов. Объектом анализа являются региональные социально-политические конфликты внутри страны, детерминированные обстоятельствами и факторами регионального масштаба, специфическими социально-экономическими, политическими реалиями.

Развитие отечественной конфликтологии связано с конкретизацией предмета, объекта, технологизацией результатов исследований, научный анализ имеет выраженный междисциплинарный характер.

Многие исследователи определяют социально-политические конфликты как конфликты, возникающие между социально-политическими субъектами (общностями, институтами, организациями) с противоположными политическими интересами, ценностями, взглядами, предметом которых является политическая власть, статус, привилегии и т.п.).[4]

В качестве субъектов конфликта, как правило, выступают индивиды, малые и большие группы, формально организованные в социальные (политические, религиозные и др.) объединения, возникшие в виде политизированных социальных движений, различных групп давления, криминальных структур, преследующих конкретные экономические, политические, религиозные и иные цели.

Социально-политический конфликт имеет определенные пространственные и временные границы. Пространственно-географические границы социального конфликта определяются территорией, которую он охватывает. Временные границы социального конфликта определяются его продолжительностью: социально-политический конфликт может длиться месяц, год и т.п. В целом же социально-политические конфликты, в зависимости от длительности их протекания, определяют как короткие, средние, длительные.

Классификация конфликтов ведется по различным основаниям. Структурный подход позволяет анализировать конфликты между индивидами, социальными группами, слоями, классами общества, между социальными системами на региональном, межгосударственном или глобальном уровнях. Социальная стратификация, базирующаяся на господствующей в обществе системе ценностей и культурных стандартах с ее социальным неравенством, дает возможность определять основания региональных социально-политических конфликтов по таким ее параметрам, как благосостояние, статус, уровень дохода, престиж, национальная и религиозная принадлежность, уровень образования, пол, возраст и т.д.

Социально-политические конфликты можно классифицировать в зависимости от типа общественного устройства, в котором они протекают. С.В.Соколов полагает, что «существуют три типа обществ:

- политические (деспотические), базисом которых является деспотическое государство;

- экономические (рыночные), базисом которых выступает рыночная экономика;

- смешанные (гибридные), базисом которых, в той или иной мере, выступают и экономика, и госвласть.

Первый тип общества характерен для Востока (Азии), второй – для Запада (Западной Европы) до первой трети ХХ века, третий тип является сейчас ведущим среди развитых стран мира. Эти типы обществ иногда называются по-другому: (1) открытое (демократическое); (2) закрытое (тоталитарное)».[5]

Открытое (демократическое, рыночное) общество характеризуется признанием социальных конфликтов как естественных явлений, которые разрешаются в результате публичной дискуссии в соответствующих государственных органах (парламентах) на основе правовых процедур. Для экономических формаций свойственна конкуренция во всех общественных сферах – демографической, экономической, политической, что является причиной динамичного развития этих обществ.

В научной литературе предлагаются разнообразные типологии социально-политических конфликтов. Так, классической, помимо традиционного деления конфликтов на экономические, политические, этнокультурные, стала типология выделения конфликтных ситуаций по статусной позиции их авторов: горизонтальные (лица или группы, не находящиеся в подчинении друг другу); вертикальные (оппоненты, находящиеся в иерархическом соподчинении); смешанные, в которых представлены вертикальные и горизонтальные их составляющие. Как отмечают исследователи, вертикальные и смешанные конфликты составляют 70-80% всех социально-политических коллизий.

Нереалистические конфликты вызываются «не соперничающими целями участников, а необходимостью снять напряженность, по крайней мере, у одного из них. Выбор противника в этом случае не связан непосредственно с объектом и не ориентирован на определенный результат.[6]

Такая типология конфликтов, предложенная Л.Козером, является доминирующей в западной политической науке. Это, видимо, объясняется тем, что в политической борьбе там дело не доходит до жестких столкновений, превращающихся в самоцель, поскольку просчитываются возможные материальные и финансовые затраты, а также ввиду устоявшегося стремления к компромиссам.

По мнению А.Ф.Нагайчук[7] в России преобладают три основных типа конфликтов: политический, социально-экономический и национально-этнический. Они разворачиваются по поводу интересов, имеющих различную природу, большая часть имеет взаимопроникающий характер. Это отчетливо показали «рельсовые войны», шахтерские забастовки 90-х годов ХХ века, пикеты и другие протестные акции в регионах страны начала ХХI века, когда социально-экономические требования людей (выплата зарплаты, безопасность труда и т.д.) трансформировались в сторону политических лозунгов (отставка должностных лиц, губернатора, министров, правительства, президента), соответственно региональный социальный конфликт превращался в

В социальной и политической структурах общества конфликты характеризуются уровнем, масштабами, остротой, сферой возникновения и рядом других параметров. В политологическом аспекте наиболее значимые конфликты те, что одновременно охватывают все уровни социальной и политической структуры, затрагивают и вовлекают максимально возможное в конкретных условиях число участников. Такие социально-политические конфликты относятся к числу всеобщих. Они происходят в сфере общественных отношений, связанных с проблемами сохранения или свержения власти, ее укрепления или подрыва, то есть имеют политический характер. Меньшую значимость имеют региональные конфликты, охватывающие лишь часть социальных структур, протекающие на региональном уровне. Но при изменении социально-политических условий (напряженность, нестабильность, развитие кризиса и т.д.) они могут перерасти во всеобщие.

А.В.Глухова региональную конфликтность анализирует с учетом трех принципиальных моментов.[8]

Во-первых, на региональной политике отражаются глобальные мировые тенденции;

Во-вторых, большинство региональных политических конфликтов детерминационно и функционально связано с общефедеральными процессами;

В-третьих, каждый регион имеет собственные истоки и преобладающий тип конфликтов, в которых политические конфликты являются наиболее системными.

Сущность социально-политического конфликта между государственной властью и народом в самом общем виде состоит в том, что государственная власть принимает решения, не соответствующие интересам народа, а народ отвечает на эти решения в форме противостояния. Это проявляется в результатах голосования на выборах, молчаливом саботаже выполнения принятых программ, протестных акциях. Примером может служить принятие в августе 2004 года Федерального закона № 122-ФЗ, основным содержанием которого стала «монетизация» льгот, предоставляемых ранее в безденежной форме. Однако следует сказать, что если бы Правительство Российской Федерации в момент внесения проекта закона о монетизации льгот провело бы независимую экспертизу данного проекта, знало бы и учитывало общественное мнение и потребности людей, проводило бы широкую разъяснительную работу среди населения, закон не вызвал бы такого общественного недовольства и протестных акций, не произошло бы его фактическое «удорожание». Недооценка роли открытого общественного обсуждения проблем социальной политики, отсутствие каналов обратной связи, игнорирование экспертного мнения не позволяет достигнуть социального консенсуса в обществе, предотвратить конфликты.

Анализ политических процессов, протекающих в регионах, а также исследование тенденций на уровне федерального центра в значительной степени подтверждает этот тезис: большинство конфликтных ситуаций разворачивается вокруг отношений регионов и центральной власти. С этой точки зрения можно выделить следующие типы конфликтов:

- вертикальные;

между центром (федеральными властями) и регионом, к которому зачастую сводятся даже противоречия горизонтального уровня (регион – регион), т.к. апеллируют их участники все равно к центру;

между центром и коалицией регионов;

- горизонтальные;

регион – регион, которые носят, прежде всего, характер территориальных претензий;

регион – система регионов, связанные со стремлением получить выгодную статусную позицию в региональной системе.

Данный конструкт, как и любая другая теоретическая схема, несколько упрощает поле разворачивания региональных социально-политических конфликтов. Определяется это тем многообразием интересов, которые пытаются реализовать различные политические, экономические, этнические и другие группы.

В нашем исследовании регион трактуется как территория Российской Федерации, выделяемая (в контексте исследования) на основе главной общей проблемы развития для группы субъектов Федерации, объединенных на юге России в Южный федеральный округ (ЮФО). Соответственно под региональным конфликтом мы понимаем многофакторный конфликт, протекающий в рамках одного или нескольких субъектов Федерации. Большинство ученых-конфликтологов под региональным конфликтом понимает конфликт, охватывающий определенную территорию, превосходящую один субъект Федерации. Возможно, это потребует в ближайшем будущем уточнения объема понятия «региональный конфликт» и введения новой категории «макрорегиональный конфликт» для обозначения конфликтов, пространственно охватывающих несколько субъектов Федерации. В большинстве случаев он локализован в рамках географического и социального пространства одного субъекта Федерации, однако в случае разрастания может затрагивать и соседние субъекты, а также макрорегион в целом. Как правило, наиболее активными участниками регионального конфликта являются органы власти субъектов, органы местного самоуправления, региональные и местные элиты. В него могут также вовлекаться широкие слои граждан. В случае, если затрагиваемые в ходе конфликта проблемы имеют общегосударственное значение, в него могут вовлекаться и центральные органы власти.

Мы разделяем определения, которые сформулированы в монографии Авксентьева В.А., Грищенко Г.Д., Дмитриева А.В. по материалам исследовательского проекта «Разработка теоретико-методологических основ региональной конфликтологии», где отмечается: «Региональный конфликт – это макросоциальный конфликт, носителями которого могут быть субъекты различного уровня, действующие в выделяемом регионе, это конфликт, детерминированный обстоятельствами и факторами регионального масштаба, специфическими региональными социально-экономическими, политическими реалиями и охватывающий прямо или косвенно несколько или большинство административных подразделений, входящих в регион».[9]

Эти исследователи рассматривают региональный системный кризис как макросоциальный кризис, протекающий в территориальных пределах выделяемого региона на основе доминирующих региональных конфликтов (одного или нескольких) и определяющих конфликтное или кризисное состояние других сфер жизнедеятельности регионального социума.

На наш взгляд, было бы неверно отождествлять, а тем более подменять термином «регион» как синонимом только понятие «национальные республики», «края», «области» и т.д., хотя в практике, в публицистических изданиях, а нередко и в научной литературе под регионом чаще всего понимают субъект Российской Федерации, поскольку он сочетает все необходимые и достаточные признаки общности природных, социально-экономических, национально-культурные и других условий, оформленных высшим правовым – конституционным статусом и имеющим для его реализации собственные органы законодательной и исполнительной власти.

Одна из важнейших целей многих разрабатываемых в России региональных типологий – выявление кризисных территорий для последующего применения к ним определенных механизмов региональной политики (например, выделение субсидий из федерального бюджета, создание условий для инвестиций и др.), осуществление мер по предупреждению конфликтных ситуаций. Комплексные типологии на основе социально-экономических критериев используют, как правило, несколько групп показателей: общие, демографические, экономические, финансовые, характеризующие рынок труда, показатели уровня жизни, транспорта и связи, инновационного потенциала. Цель исследования определяет отбор: какие именно и сколько показателей из перечисленных групп будут использованы. При отборе показателей, построении индексов и интерпретации результатов применяется экспертный подход.

Обращает на себя внимание типология регионов, подготовленная московским Независимым институтом социальной политики. Базовыми дифференцирующими признаками, выделенными на основе экспертного и аналитического опыта, выбраны два – уровень экономического развития региона и освоенность территории.

Уровень экономического развития региона и как его составная часть – экономическое положение домохозяйств – главный дифференцирующий признак в нынешний переходный период. В типологии оценки даются по следующим показателям: валовый региональный продукт (ВРП) на душу населения (к среднему по России, с учетом различий в стоимости жизни), отношение денежных доходов к прожиточному минимуму, уровень бедности.

Фактор освоенности территории, весьма значимый для огромной России, отражает степень благоприятности климата, обеспеченность инфраструктурой, тип хозяйственного использования территории и др. В типологии используются такие показатели, как плотность населения, состояние рынка труда, коэффициент миграционного прироста, ожидаемая продолжительность жизни.

На основании вышеназванных индикаторов авторы типологии выделили четыре основных типа регионов Российской Федерации: «лидеры», относительно развитые или опережающие по доходу, «середина», «аутсайдеры». Внутри каждого из этих типов выделено два подтипа – регионы освоенной и слабоосвоенной зон.

Согласно типологии к группе лидеров отнесены только Москва и Тюменская область с Ханты-Мансийским и Ямало-Ненецким автономными округами. Среди относительно развитых выделено 12 регионов освоенной зоны и 9 регионов слабоосвоенной зоны с более высокими доходами. Первый подтип включает, в частности, Санкт-Петербург, республики Татарстан и Башкортостан, Московскую, Самарскую, Ярославскую, Свердловскую области. Ко второму подтипу отнесен ряд экспортно-ресурсных регионов, в том числе республики Саха, Коми и Карелия, Красноярский и Хабаровский края.

Наиболее многочисленным является тип «середина», включающий 33 субъекта Федерации. К регионам этого типа в освоенной зоне авторы относят более урбанизированные регионы Центра, Северо-Запада, Поволжья; более аграрные регионы Черноземья и Юга; переходную зону юга Поволжья, Урала и Сибири и две наиболее экономически благополучные республики Северного Кавказа – Кабардино-Балкарию и Северную Осетию.

К типу «аутсайдеров» в освоенной зоне принадлежат в основном национальные республики Поволжья и Юга – Мордовия, Марий Эл, Чувашия, Карачаево-Черкесия, Адыгея, Дагестан, Ингушетия. В слабоосвоенной зоне «аутсайдерами» являются автономные округа Сибири и Дальнего Востока, республики Калмыкия, Тыва и Алтай, а также Читинская область.

Число регионов, отражающих все основные характеристики своего типа или подтипа, сравнительно невелико. Превалируют «переходные» регионы, как в границах одного типа, так и между разными типами. Эта размытость границ типов, их плавное перетекание из типа в тип и частичное наложение друг на друга являются, по мнению исследователей, характерной чертой современного социально-экономического пространства России, существенно усложняющей типологизацию и, соответственно, формирование моделей управления развитием регионов, профилактики конфликтов.

В юридической литературе, в частности в конституционном праве, понятие «регион» применяется в основном к территории одного, двух или более соседних субъектов. Официальная характеристика термина «регион» приведена в Основных положениях региональной политики в Российской Федерации, утвержденных Указом Президента РФ от 3 июня 1996 г.[10] В них регион определен как часть территории Российской Федерации, обладающая общностью природных, социально-экономических, национально-культурных и иных условий.

Разделение на регионы может осуществляться не только по признаку территориальной или национально-территориальной общности, но и по признаку культурной, экономической и другой автономии. Своеобразным прообразом современных «регионов» являлись экономические районы, создававшиеся в стране в 60-е годы с целью децентрализации управления (совнархозы). Уже по действующему законодательству экономическое пространство России разделено на 11 районов (регионов), которые не менее отвечают признаком понятия «регион», являются основой для территориального социально-экономического планирования

С середины 90-х годов стала формироваться горизонтальная сеть межрегиональных ассоциаций, созданных как объединения социально-экономического взаимодействия субъектов Российской Федерации.

Первой такой ассоциацией стало «Сибирское соглашение» (1991 г.). Затем она организовалась в Поволжье, Центре, на Урале, Северо-Западе, Северном Кавказе, Дальнем Востоке, постепенно охватывая все российские регионы. К настоящему времени действует семь таких объединений наряду с названной ассоциацией. Ассоциация «Центрально-Черноземная», Ассоциация экономического сотрудничества республик и областей Приволжского региона «Большая Волга», Северо-Западных территорий «Северо-Запад», областей и республик Уральского региона «Большой Урал», республик, краев и областей Юга России «Северный Кавказ», субъектов РФ «Дальний Восток и Забайкалье». Деятельность этих ассоциаций регулируются федеративным и региональным законодательством.[11]

В то же время говорить об этих региональных союзах как об устойчивых политических образованиях пока преждевременно: сами они не свободны от внутренних коллизий (и в этом отношении можно говорить о конфликтах горизонтального уровня типа «регион – регион»). Главные конфликтогенные проблемы их развития – это значительные расхождения региональных интересов между политически более независимыми республиками и остальными субъектами; противоречия между сильными и слабыми в социально-экономическом отношении регионами, когда первые предпочитают проводить более самостоятельную экономическую политику, а руководство вторых пытается законсервировать социально-экономическую структуру, отношения командно-распределительной системы; политические симпатии и ориентации в Центре и т.д. Результатом этой нестабильности стало то, что ряд регионов, не согласных с политикой, осуществляемой тем или иным объединением, покинули межрегиональные ассоциации: еще в 1993 г. Из «Большой Волги» вышла Калмыкия, в 1994 г. – Марий Эл. В этом же году из «Сибирского соглашения» вышла Кемеровская область.

В 2000 году по одному из первых указов Президента Российской Федерации В.В.Путина образована новая форма макрорегиональных политико-административных образований. Сформированы 7 федеральных округов: Центральный (центр – г.Москва), Северо-Западный (г.Санкт-Петербург), Южный (г.Ростов-на-Дону), Приволжский (г.Нижний Новгород), Уральский (г.Екатеринбург), Сибирский (г.Новосибирск), Дальневосточный (г.Хабаровск). Каждый округ возглавляет полномочный представитель Президента Российской Федерации с мощным аппаратом, в который входят помощники, представители общефедеральных структур (в том числе, силовых) в ранге заместителей первых руководителей соответствующего ведомства, федеральные инспекторы в субъектах Федерации. Именно федеральные округа мы рассматриваем как макрорегионы, о чем пойдет речь в данном разделе исследования.

Прошедшие 7 лет показали своевременность создания этого института, его достаточно высокую значимость в общегосударственном и межрегиональном управлении. Несмотря на «верхушечный» характер возникновения и сравнительно короткий срок существования, этот институт легимитизировался в центре и субъектах Федерации, хотя, к сожалению, не обрел полноценного правового статуса, реальной самостоятельности и необходимых полномочий для координации социально-экономического развития субъектов Российской Федерации, входящих в округа.

Можно выделить три основные области, в которых федеральная власть или ее территориальное подразделение в регионах вступали в публичные конфликты с органами государственного управления субъектов Российской Федерации. Первый тип противоречий связан с поддержанием федералами режима единого экономического пространства, которое постоянно нарушается региональными нормативными актами. В этой области возникают социально-политические конфликты по поводу собственности, источников бюджетных доходов, финансовых обязательств. Вторая сфера конфликтных взаимодействий касается реформы местного самоуправления (МСУ). И здесь экономические факторы являются определяющими: практически все коллизии разворачивались вокруг прав МСУ самостоятельно распоряжаться положенными ему финансами. Третий тип конфликтов фактически связан с взаимоотношениями региональной исполнительной власти с территориальными подразделениями федеральных структур, прежде всего, силовых.

Обзор российского политического ландшафта позволяет сделать вывод о том, что конфликтное взаимодействие проходит сегодня не по линии противостояния различных ветвей власти (как это было в первой половине 90-х годов ХХ века), а по линии уровней власти. Полицентризм российского политического пространства во многом обусловлен тем, что прежняя радиальная система связей в силу слабости Центра не работает. Вакуум силы заполняют крупные региональные центры, формирующие собственные «сферы влияния» как в политическом, так и в экономическом отношении. Именно на стыке защиты и продвижения интересов этих политических субъектов и возникают конфликтные противостояния. В то же время развитие политического процесса в России имеет «маятниковый» характер: циклы децентрализации сменяются циклами централизации, и наоборот. В нынешних условиях этот «маятник» явно качнулся в сторону централистских начал, что свидетельствует не столько об устранении конфликтных противостояний, сколько о ситуативном перевесе федерального Центра.

Анализ сущности горизонтальных конфликтов позволяет констатировать – их детерминантами являются интересы (претензии) трех видов:

- экономические;

- территориальные;

- этно-политические.

Такую конфигурацию конфликтного противостояния использует Центр, создавая систему противовесов руководителям субъектов Российской Федерации, так и лидеры регионального пространства, которые пытаются в пику федеральным властям установить непосредственный контакт с мэрами центральных городов субъектов федерации. Начало таким тесным альянсам положено действиями мэра Москвы Ю.Лужкова, предложившего мэру Краснодара создать совместными усилиями финансово-экономическую зону, в которой Краснодар будет играть роль финансового филиала Москвы. Пытаясь закрепить свои лидирующие позиции, глава московской администрации стремится инициировать горизонтальные связи местных властей регионов со столицей.

В перспективе должен сложиться политико-нормативный механизм разделения компетенции между федеральными и региональными структурами, который является важнейшим средством устранения конфликтных противостояний. Реализация этой тенденции станет фактором, нейтрализующим принцип «маятника» и устанавливающим баланс во взаимоотношениях властных уровней, оптимальный объем централистских начал и самостоятельности областей, краев, республик.

Если выстраивать до конца вертикальную типологию социально-политических конфликтов, то можно выделять также местные (локальные) конфликты, т.е. не выходящие за рамки одного муниципального образования. Таким образом, региональный социально-политический конфликт – это конфликт, протекающий в регионе, т.е. имеющий меньшие масштабы, нежели национальные, но большие, чем локальные.

Региональные социально-политические конфликты детерминированы многими факторами, при этом зачастую происходит не просто взаимопересечение и накладка конфликтов друг на друга, но и их взаимное стимулирование, поэтому вопрос о первичности какой-то составляющей лишается смысла.

Наиболее фундаментальными и острейшими из конфликтов, имеющими статусно-ролевой характер, являются противоречия между федеральным центром и субъектами федерации. Формы и силы его проявления могут быть разными, но суть остается неизменной.

Разъединению, даже противостоянию регионов способствует и конституционное неравенство, сохранение иерархии участников федерации с привилегированным статусом республик. Это побуждает остальные регионы настороженно относиться к национально-территориальным единицам и постоянно обращаться к проблеме равноправия субъектов федерации.

Межрегиональные различия являются своего рода территориальным измерением громадного социального неравенства, сложившегося в России. Бедность – одна из главных проблем периферийных территорий. У 2/3 субъектов Российской Федерации доля населения с доходами ниже прожиточного минимума превышает средний показатель по России. Среднемесячный денежный доход москвича в первом полугодии 2007 года составил 29 тысяч 156 рублей. Средний россиянин сегодня получает чуть более 13 тысяч рублей в месяц.[12] Среднемесячная номинальная начисленная зарплата жителям ЮФО составляет 5800 рублей (данные по итогам 2004 года).

Следует подчеркнуть, что высокий уровень конфликтогенности в ЮФО обусловлен многими причинами. Здесь реально проявляется политическая асимметрия российского федерализма, существуют как республики, так и края, области. В условиях этнической неоднородности эта асимметрия – конфликтогенна в своей основе, так как делит Юг на национальные республики и «русские» края и области. Этнический признак, лежащий в основе политического деления макрорегиона, в условиях неэффективной социально-экономической, национальной политики неизбежно выступает конфликтогенным фактором, поскольку происходит некое противопоставление одних этнических групп другим, притом как в рамках всего Юга России, так и в пределах отдельных республик, краев, областей.

По всем основным социально-экономическим показателям, включая валовый региональный продукт (ВРП) на душу населения, объем инвестиций в основной капитал, денежные доходы населения и уровень безработицы, ЮФО значительно уступает среднему российскому уровню, занимая последнее место среди российских федеральных округов (табл. 1). Все регионы ЮФО являются дотационными, получая в среднем в 3,5 раза больше субсидий из федерального бюджета в расчете на душу населения, чем другие регионы Российской Федерации.

С точки зрения социально-экономического развития 13 регионов ЮФО целесообразно разделить на две группы. К первой – относительно благополучной – следует отнести края и области с преимущественно русским населением (Астраханская, Волгоградская и Ростовская области, Краснодарский и Ставропольский края). На долю этих пяти регионов приходится 83,5% суммарного ВРП ЮФО (2004 г.) и 82,4% от суммарных инвестиций в основной капитал (2005 г.). При этом, несмотря на локальное лидерство, регионы этой группы заметно уступают по основным социально-экономическим показателям среднему российскому уровню.

Вторую группу регионов образуют республики ЮФО (Адыгея, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Калмыкия, Карачаео-Черкессия, Северная Осетия-Алания и Чечня), значительно отстающие в социально-экономическом развитии как от большинства российских регионов, так и от соседних краев и областей ЮФО. ВРП и инвестиции в основной капитал на душу населения в республиках ЮФО в три с лишним раза ниже, чем в среднем по Росси и. Среднедушевые денежные доходы населения почти вдвое ниже средних по стране. Четверть экономически активного населения национальных республик не имеют работы.

Особое значение имеет показатель безработицы среди молодежи, по которому ЮФО с заметным отрывом занимает последнее место среди российских федеральных округов. Особенно тяжелое положение сложилось в национальных республиках, где молодое население испытывает серьезные проблемы с поиском первого рабочего места. В Ингушетии фактически все население в возрасте 15-24 лет лишено работы – по данным за 2005 г. Уровень молодежной безработицы здесь составляет 93,7%. Крайне неблагоприятна ситуация в Дагестане и Кабардино-Балкарии, где уровень безработицы среди молодежи превышает 30%.[13]

По итогам экспертного опроса ученых, работающих в ЮФО, проведенного в рамках исследовательского проекта по югу России «Анализ и моделирование геополитических, социальных и экономических процессов в полиэтническом макрорегионе» выяснилось, что многие эксперты  считают, что в округе существует особенно сильная зависимость между уровнем благосостояния населения и уровнем конфликтности.

Социологические исследования в Ставропольском крае показали, что неблагоприятное социальное самочувствие людей в социально-экономической сфере «заставляет» некоторую часть людей активизироваться в своем несогласии с существующим положением и принимать участие в тех или иных конфликтах – 45,3%.

Следует отметить, что протестная социальная активность нашла отражение и в отрицательной оценке деятельности региональной власти. Так, в частности, не одобряют деятельность губернатора края 50,8%, правительства края – 48,8%, местной муниципальной власти – 47,4%. Негативно оценивая работу органов региональной власти, определенная часть населения края, участвующая в опросе, связывает позитивные изменения в крае с приходом «новых людей». Эти результаты исследования полностью подтвердились итогами выборов в Государственную Думу Ставропольского края: в значительной части депутатами стали люди, избранные впервые              (апрель, 2007 год).[14]

Главные причины конфликтности в ЮФО – массовая безработица (отсюда и низкий уровень жизни), резкое имущественное расслоение общества, ошибки и провалы в политике центральных и региональных органов власти в экономике, сельском хозяйстве, в сфере образования, здравоохранения, науки, национальной политики и т.д.[15]

Итоги экспертного опроса, на основе ранжирования конфликтогенных факторов показали, что иерархия конфликтогенных факторов, действовавших на Юге России в конце первого постсоветского десятилетия, меняется к середине 2000-х гг. Если в конце ХХ века наиболее значительными были факторы, обусловленные неэффективной, недальновидной национальной политикой советского и российского государства, которая актуализировала исторические истоки межэтнической и межконфессиональной дискриминации, то в 2000-е гг. приоритетными становятся экономические и социально-политические факторы конфликтогенности на Северном Кавказе; они усиливают и сами усиливаются другими факторами – этносоциальной стратификацией региона, продолжающимися миграционными процессами и их следствиями, перегруппированием геополитических интересов вокруг Большого Кавказа, политикой региональных органов власти в 2000-е гг.[16]

Сельское хозяйство остается основным источником формальной занятости в регионах ЮФО. В 2004 г. в аграрном секторе работало 19,0% всего занятого населения в ЮФО, что почти в 2 раза превышало средний по стране показатель (10,4%). Сложившаяся структура достаточно стабильна – в то время как в целом по стране численность занятых в сельском хозяйстве в период с 1995 по 2004 г. сократилась в 1,5 раза, в ЮФО этот показатель практически не изменился, а в 5 регионах округа (Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкессия, Северная Осетия – Алания, Астраханская и Ростовская области) доля занятых в аграрном секторе даже несколько увеличилась.

Основные социальные проблемы ЮФО – бедность, безработица, низкое качество жизни населения имеют «сельский» характер и обусловлены незавершенностью перехода не только к постиндустриальной, но и даже к индустриальной экономике. Сокращение в 90-е годы централизованных государственных инвестиций в сельское хозяйство при одновременной приватизации бывших колхозов и совхозов при активном освоении новыми собственниками трудозамещающих технологий привели к значительному росту безработицы (как наблюдаемой, так и скрытой), снижению уровня жизни сельского населения, деградации объектов социальной инфраструктуры, ранее состоявших на балансе бывших колхозов и совхозов.

Вторая группа экономических факторов связана с борьбой элит за перераспределение собственности и влияния в регионах, в которой зачастую участвуют крупные отечественные и зарубежные компании. Это провоцирует конфликты внутри регионов между органами власти разных уровней (например, в Краснодарском крае) или между властными группами (например, в Карачаево-Черкессии).

Процесс передела собственности и раздела сфер влияния элиты на финансовые потоки все еще далек до завершения. Причем ряд экспертов рассматривает и учитывает прежде всего динамичные экономические факторы, например, не низкий уровень жизни сам по себе, а его ухудшение, которое радикализует людей, выталкивает их в миграционные процессы, молодежь в криминально-боевые структуры.

На юге России действует синтез факторов, т.е. не только экономический, но и религиозный, культурный, политический и др. Сами по себе эти факторы не являются конфликтогенными, более того, они не порождают региональных конфликтов. Но они становятся таковыми, если используются в политических процессах, когда отдельные политики, социальные группы (партии, движения и проч.) для достижения своих узкогрупповых целей используют религиозные, националистические, культурные идеи, противоречащие этнокультурным, этнополитическим установкам этнических групп, против которых они выступают, в целях повышения своего политического и общественного рейтинга.

По мнению В.А.Авксентьева[17] в последнее время в числе факторов социально-политической и этнополитической нестабильности на Юге России, конфликтогенное значение которых начинает проявляться – введение новой формы землепользования в России, предполагающую свободную куплю-продажу земли, а также возникновение феномена титульных и нетитульных народов, обнаружившее особый конфликтогенный потенциал в условиях альтернативных выборов.

Следует подчеркнуть, что во многом благодаря политике бюджетного выравнивания разница в денежных доходах населения ЮФО и остальных регионов Российской Федерации в последние годы заметно сократилась. Если в 1995 г. среднедушевые доходы населения краев и областей ЮФО составляли 65%, а национальных республик – 43% от среднего по России уровня, то к 2004 г. соответствующие показатели выросли до 71% и 50% соответственно.[18] Заметный всплеск наблюдался в 2004-2005 гг., когда развитие Северного Кавказа было выделено в качестве приоритетного направления государственной политики. Относительная стабильность по сравнению с     1990-ми годами в настоящее время делает отдельные регионы ЮФО все более привлекательными для капитала олигархов, крупных кампаний, столичного капитала, однако, капитал оседает не во всех регионах, а в более развитых экономически, перспективных природно-климатических, менее конфликтных, преимущественно русскоязычных. В результате происходит усиление социально-экономических диспропорций территориальных образований в макрорегионе, возникает основа для потенциальных конфликтов.

Как уже отмечалось, обусловленность региональных конфликтов непосредственно связана с неконтролируемыми миграционными процессами и обострением проблем, прямо или косвенно связанных, верно или неверно отождествляемых с миграцией.

По данным управления Верховного комиссара по беженцам ООН (УВКБ ООН) на Северном Кавказе за счет средств федерального и республиканского бюджета, финансовой поддержки УВКБ ООН и других международных организаций только за последние 6 лет более 1,3 тысяч семей вынужденных мигрантов, находящиеся на территории Северной Осетии, получили финансовую помощь в получении жилья, построено около 350 домов. Однако на июнь 2007 года на территории республики было зарегистрировано около 14,1 тыс. вынужденных переселенцев и беженцев, более 4 тыс. семей из них продолжают оставаться без собственного жилья. Возникают проблемы дальнейшего обустройства вынужденных переселенцев, в том числе и создание рабочих мест.[19]

Эти проблемы ощущаются даже в самых экономически благополучных регионах (Ростовская область, Краснодарский край), а в некоторых случаях являются весьма острыми (Краснодарский край), что свидетельствует о сложной и нелинейной связи экономических и миграционных проблем. Миграционные процессы могут существенно нарушать межэтнический баланс того или иного региона, о чем свидетельствует социальная перспектива. Основные причины обострения региональных конфликтов в контексте миграции – нехватка рабочих мест, развитие полукриминального бизнеса, образование национальных поселений со своим специфическим образом жизни.

В ходе экспертного опроса представителей исполнительных и законодательных органов власти 86 субъектов Российской Федерации научными сотрудниками Института социологии Российской академии наук, проведенного в марте-апреле 2007 года, выявилось, что на первом месте среди предложений экспертов по обеспечению устойчивого развития областей, краев и республик стоит необходимость скорейшего принятия на федеральном уровне стратегии социально-экономического развития регионов России, определение приоритетов региональной политики, механизмов согласования и синхронизации стратегий развития субъектов Российской Федерации, стратегий развития муниципальных образований с федеральными органами власти, министерствами и ведомствами.[20] Такой оптимальной стратегией является стратегия интегративного устойчивого развития, которая является стратегией социальной солидарности и выстраивается на ценностях, которые разделяет большинство членов общества, закрепляется в законодательстве.

Характерно, что эксперты из ЮФО среди важнейших предложений по совершенствованию законодательного обеспечения устойчивого развития регионов внесли предложения о разработке и внедрении минимальных социальных стандартов как на федеральном, так и на региональном уровнях, принятии по этой проблеме федерального закона.

При отсутствии системы государственных социальных стандартов функции государства, единого по своей сути, осуществляются по схеме «федеральный центр – региональные власти – местное самоуправление», и гражданин как потребитель государственных социальных услуг мало что понимает в «триединых» сферах социальной ответственности. Он обвиняет в неэффективности территориальных моделей социальной политики, отсутствии качественных социальных услуг, государственную власть в целом. Все это ведет к десакрализации власти, снижению авторитета всех ее ветвей, не способствует интеграции регионов в единое российское социальное пространство.

По мнению многих экспертов из российских регионов, необходима корректировка федерального законодательства по совершенствованию межбюджетных отношений федерального центра и регионов с целью увеличения налоговых поступлений в бюджеты субъектов Российской Федерации, выравнивания уровня развития регионов. Совершенствование межбюджетных отношений должно быть направлено на обеспечение равного доступа населения всей страны, всех субъектов Федерации к бюджетным услугам, гарантирующим реализацию конституционных прав граждан.

Эксперты также отметили необходимость создания законодательной базы на региональном уровне, регулирующей правоотношения в сфере инновационной деятельности, трудовой миграции.[21]

В «подпитке» и развитии региональных социально-политических конфликтов немалое место занимает собственно их составляющая, то есть политические процессы, кампании, партийная борьба и т.д. За истекшее десятилетие страна живет в череде бесконечных политических кампаний, проводимых политической элитой, съедающими немалую часть бюджета, а главное – отвлекающих общество от решения насущных хозяйственных проблем.

Существующий сегодня уровень политической грамотности и активности большинства населения нашей страны позволяет создавать партийные структуры «сверху», которые работают как избирательные машины по отбору кандидатов в выборные федеральные, региональные органы, находятся под жестким административным и финансовым контролем власти.

Политическая борьба в этих кампаниях сопровождается «грязными технологиями», непарламентскими формами и методами. В основе борьбы разных политических сил, прежде всего группировок в «партии власти», лежит стремление к большему влиянию на экономику и политику, проведению реформ в соответствии со своей идеологией и интересами.

Приведем лишь один пример.[22] В мае 2007 года состоялись досрочные выборы мэра Волгограда, предыдущий градоначальник находится под арестом по обвинению в незаконном предпринимательстве и сложил полномочия. Главными претендентами на пост мэра стали выдвинутый партией «Единая Россия» депутат Государственной Думы В.Галушкин, депутат областной думы, член КПРФ Р.Гребенников, исполняющий обязанности мэра Волгограда Р.Херианов и другие кандидаты. Попытки дискредитации конкурентов велись по многим каналам: через теле и радиопередачи, бесплатные газеты, листовки, рекламные ролики и т.д. Против всех четырех главных претендентов были поданы иски в суд (три из них не были удовлетворены), как в открытой, так и в скрытой форме использовался административный ресурс.

Против Р.Херианова (грека по национальности) политтехнологи пытались использовать его «этническую инаковость», тезис о том, что мигранта нельзя допускать к власти. С другой стороны в программах и выступлениях ряда кандидатов использовались националистические лозунги от имени волгоградской организации «Русские общины – Союз русского народа». В результате голосования победу одержал депутат областной думы Р.Гребенников (32,5% голосов избирателей, на втором месте Р.Херианов (23,9%), на третьем – выдвиженец «Единой России» В.Галушкин (20,4%). Показатели остальных кандидатов гораздо скромнее. Показательно, что новый мэр в своей предвыборной кампании избегал идеологических лозунгов, а после избрания выразил готовность сотрудничать со всеми политическими силами. На втором месте, несмотря на свою «нерусскость» оказался Р.Херианов, грамотно проведший пиар-кампанию.

Итак, проведенный анализ позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, классификация, типология социально-политических конфликтов, проведенная в разделе, дает возможность более четко представить и проанализировать конкретный региональный конфликт, а также наметить необходимые меры и действия для его контролирования, регулирования и предвидения последствий. Классификация региональных социально-политических конфликтов ведется по разным основаниям и поэтому их типология весьма многообразна. Кроме того, типизацию можно проводить и внутри определенного вида конфликта.

Во-вторых, для современного российского общества характерны практически все виды социально-политических конфликтов, в том числе и на региональном уровне. Однако обзор российского политического ландшафта позволяет сделать вывод о том, что конфликтное взаимодействие проходит сегодня не по линии противостояния различных ветвей власти (как это было в первой половине 90-х годов ХХ века), а по линии уровней власти. Наиболее фундаментальными и острейшими из конфликтов, имеющими статусно-ролевой характер, являются противоречия между федеральным центром и субъектами федерации, а также межрегиональные различия, среди которых бедность главная проблема переферийных территорий.

В-третьих, региональные социально-политические конфликты детерминированы многими факторами, большинство из них сложносоставные, многофакторные, детерменированные специфическими социально-экономическими и политическими реалиями конкретного региона.

В-четвертых, в Южном федеральном округе особенностью является политическая асимметрия в условиях этнической неоднородности, которая в условиях неэффективной социально-экономической, национальной политики выступает конфликтогенным фактором. Здесь присутствуют высокий уровень безработицы, неконтролируемые миграционные процессы. Угрозу стабильности в этом макрорегионе представляют геополитический интерес США и других стран, попытки влияния воинствующих исламских организаций извне.

Таким образом, спектральный анализ региональных социально-политических конфликтов показывает, что развитие конфликтов на постсоветском пространстве идёт по восходящей линии, как по количественным, так и по качественным параметрам. Все меры, предпринимаемые до сих пор существенных результатов не дали  и не дают, поэтому автор и выступает со своими предложениями, изложенными  в данной статье.

 

Поступила в редакцию 12 октября 2007 г.