К вопросу об освоении англоязычной лексики в языке современного русского зарубежья.

Подсвирова Лариса Викторовна,

аспирант кафедры Русского языка филологического факультета Пятигорского Государственного Лингвистического Университета.

Цель исследования – употребление англоязычной лексики в языке русского зарубежья и определение статуса русских слов, оказавшихся в условиях межъязыковой интерференции. В статье на широком фактическом материале исследуются процессы освоения русским словарем способов включения номинаций реалий в активное речеупотребление. Обращается внимание на способы словообразования подобных лексем.

Изучение взаимодействия разносистемных языков – одно из важнейших направлений в лингвистике начала XXI в. Особый интерес представляет исследование контактов мировых языков, в частности – русского и английского.[1]

Современный этап жизни русского языка отличается значительным своеобразием. Изменение условий жизни в России начала 90-х гг. XX в. не могло не повлиять и на функционирование русского языка за рубежом, имеющее давние традиции.[2]

Изучение иноязычной лексики, употребляющейся в русском языке, характеризуется довольно большой историей, причем значительная часть исследований выходит далеко за пределы лингвистической сферы – в идеологию, политику, социоло­гию, культурологию.

 Факты свидетельствуют: влияние английского на остальные языки мира огромно: он проник практически во все сферы человеческой дея­тельности, стал универсальным средством межнационального общения. Многие исследователи называют его языком-донором, подарившим другим лингвокуль­турам большое количество слов и выражений. Многие отечественные и зарубежные лингвисты неоднократно обращались к исследованию лексики англоязычного происхождения (С.А. Беляева, Е.Г. Борисова-Лукашенец, А.А. Бра­гина, М. Войтович, С.С. Изюмская, Т.В. Мак­симова, Г.В. Павленко, А.Ю. Романов, Г.Г. Тимофеева, М.Н. Черкасова, Л.П. Крысин, Х. Бродски, Р. Филипович и др.). Кроме того, европейские ученые изучают англицизмы с точки зрения их функционирования в мировом масштабе. К числу таких исследователей относятся Р. Алфаро, Ф. Химено Менендес, М. Химено Менендес, Х. Гомес Капус, М. Герлах, E. Лоренсо, А. Пенникук, Ф. Родригес Гонсалес, А. Лийо, У. Виерек, У. Бальд, У. Вайнрайх и др.

Язык – многомерное явление, возникшее в человеческом обществе: он и система и антисистема, деятельность и продукт этой деятельности,  дух и материя,  стихийно развивающийся объект и упорядоченное саморегулирующееся явление, он  произволен и производен и т.д. Характеризуя язык во всей его сложности с противоположных сторон, мы раскрываем самую его сущность.

Русский язык, функционирующий в социальной среде современной русской эмиграции, представляет собой весьма интересные и самобытные явления, будучи своеобразным рекуррентным вариантом, особым состоянием русского языка в целом.

Мы рассматриваем язык русского зарубежья как самостоятельный способ бытования современного русского языка, представляющий собой необозримую и сложную тему и в силу своего жанрово-стилевого и функционального разнообразия, и «в силу исторического напластования в нем структурных и социально-психологических черт, характеризующих разные "волны" эмиграции».[3] Весьма актуальным представляется изучение этого феноменального явления. Исследуя язык русского зарубежья с точки зрения освоения им слов и выражений, входящих в состав языка новой среды обитания в эмиграции, мы должны дифференцировать англицизмы, которые были заимствованы и заимствуются по сей день (язык-основа, функционирующий на территории России), и те англо-американские вкрапления, которые осваиваются носителями языка русского зарубежья. Последние и являются объектом нашего изучения.

Как известно среди социально-общественных причин вхождения англицизмов в русский язык Л. П. Крысин относит "коммуникативную актуальность понятия" и соответствующего ему слова.[4] Если понятие затрагивает важные сферы деятельности человека, то слово, обозначающее это понятие, естественно, становится употребительным, легко образуя на русской почве производные слова, и делаясь объектом сознательного употребления обыгрываний и каламбуров. Со временем актуальность слова может утрачиваться и, наоборот, слово, заимствованное в начале века, может достигнуть пика своего употребления в конце века, ср.:  Он мой босс и единственный известный мне представитель славной компании «Бьютифул мувинг» [Э.Лимонов. Красавица, вдохновляющая поэта]. Она – безнравственная женщина на велфере [С. Довлатов. Иностранка].

Изучение причин и характера заимствования в отечественной лингвистике связано с учетом разнообразных факторов. Традиционно выделяются внеязыко­вые (экстралингвистические) и языковые (лингвистические) причины. К экстралингвистическим обычно относят: 1) нали­чие более или менее тесных связей между двумя лингвокультурами в политике, экономике, культуре, обмен опытом и инновациями в этих сферах, что мгновенно отражается на уровне лексики; 2) психологические, этические и другие факторы, приводящие к использованию иноязычной лексики (например, стремление к эвфемистичности). Среди лингвистических факторов выделяют такие, как 1) стремление устранить полисемию (раскрутка – промоушн); 2) образование структурно аналогичных слов или на­личие ряда с общим структурным компонентом (например, слова с англий­скими морфемами -мен, -бол: спортсмен, бизнесмен, полисмен; футбол, бас­кетбол, софтбол); 3) тенденция к соответствию нерасчлененности обозначае­мого понятия с нерасчлененностью обозначающего (электронное распечатывающее устройство – принтер).

Изучение процессов освоения англоязычной лексики в языке современного русского зарубежья требует анализа этой проблемы в контексте вопроса о заимствовании слов в целом.

Иноязычные слова в лексике современного русского литературного языка представляют довольно многочисленный пласт, однако в общей лексической системе языка лишь небольшая их часть выступает в качестве межстилевой общеупотребительной лексики. Подавляющее же их большинство имеет стилистически закрепленное употребление в книжной речи. Несомненно, обогащаясь за счет заимствований из разных языков, русская лексика в своей основе остается индоевропейско-славянско-русской. Это является (наряду с оригинальным развитием грамматики и звукового строя) одной из важных причин сохранения русским языком своеобразия, неповторимого национального характера.

Как известно, заимствование из языка в язык может идти двумя путями: устным и письменным, посредством книг. Заимствования могут быть непосредственными, из языка в язык, и опосредованными, через языки-посредники (маляр, ярмарка - из немецкого через польский). Вместе с тем, главным действующим лицом при этом выступает говорящий (или пишущий) как языковая личность. Именно речевая индивидуальность формирует языковую картину мира, в которой распределяются роли между исконным и заимствованным материалом, определяются пути взаимодействия лексико-словообразовательных микропространств.

При этом структура языковой способности носителя  как языковой личности складывается из трех уровней: грамматико-семантического; когнитивного; мировоззренческо-прагматического уровня.[5]

Ю.Д.Апресян отмечает, что в личную сферу человека входит “сам человек, и все, что ему близко физически, морально, эмоционально или интеллектуально - некоторые люди, плоды труда человека, окружающие его предметы... личная сфера человека подвижна - она может включить большее или меньшее число объектов в зависимости от ситуации...”, например: В солнечный-пресолнечный морозный день у интеллигентного сейлсмена с бородкой в магазине на Бродвее я купил наручники [Э.Лимонов. Это я – Эдичка].[6]

Словообразовательный механизм русского языка - мощная и активная сила. В отличие от других подсистем русского языка (таких, например, как интонация, фонетика, лексика) словообразование не подвергается иноязычному влиянию. Напротив, русское словообразование способно включать иноязычные лексические элементы в словообразовательные модели русского языка для производства слов-гибридов.

Можно выделить две специфические функции словообразования в языке эмигрантов, связанные с производством слов-гибридов.

Первая функция – собственно номинативная: многие представители последних волн эмиграции не заботятся о чистоте русского языка, создавая в номинативных целях не только окказиональные производные, с точки зрения современного русского языка,  существительные (типа велферщик, фудстэмпщик, бистряк), но и прилагательные (волонтирский, бедрумный, полпаундовый, рамольный) и даже глаголы (биллать, драйвать, замельдоваться, путцить). Последнее особенно резко диссонирует с нормами русского  словообразования.

Вторая функция подобного образования – экспрессивная. В речи эмигрантов рассматриваемого периода, наделенных чувством юмора и склонностью к языковой рефлексии, широко распространены словообразовательные игры. Нередко они базируются на каламбурном сближении русских и иноязычных слов. [7]

Назовем наиболее активные словообразовательные процессы, которые используются носителями языка для адаптации иностранных заимствований к законам произношения и грамматики русского языка. В области словообразования лексики, заимствуемой из английского языка, можно отметить следующие явления:

1) суффиксация; деривационный ряд существительных представлен в основном относительными прилагательными с суффиксами -ов- (-ев-) в значе­нии «сделанный из материала, обозначенного производящей основой, или со­держащий этот материал»; -ск-, -ов- + -ск-, -н- – «относящийся к кому- или чему-либо, обозначенному производящей основой»: прайс – прайсовый, брэнд – брэндовый; адъективные дериваты используют суффиксы -н-, -ов-, -ов- + -ск,  -ск-: бритиш – бритишовый, крезанутый – крезовый, рекордный – рекордовый (Была весна 1976 года, двадцатый век, и Великий Город Нью-Йорк, в ланчевое время. [Э. Лимонов. Это я – Эдичка]. Этот островок один из самых фешенебельных теперь уголков отдыха на земном шаре.[В. Некрасов. Первое знакомство];

2) префиксация характерна в большей степени для глаголов (захолдить – оставить файлы для адресата (… они бежали устраивать революции, но только бы не нарелаксировали… [Н. Медведева. Моя борьба] (от англ. relax – расслабляться));

3) суффиксация + префиксация; данный способ также свойственен глаголам (перебутоваться – перезагрузиться (от англ. boot – загрузка));

4) словосложение; аналитическое сложение (даун-клуб – «место, где много неинтересных и скучных людей») и словосложение с промежуточной гласной (флопповод  – дисковод /от англ. floppy – жаргонное название гибкого диска/). Последнее явление представляется весьма интересным. В современный русский язык часто попадают словообразовательные модели, характерные исключительно для английского языка, но все чаще встречаю­щиеся в русской лингвокультуре. Это:

-    существительное + послелог (Встреча состоялась на террасе ресторана "Блоу-ап". [Сергей Довлатов. Иностранка]);

-    существительное + глагол + -ing (У меня сохранился зерокопированный номер журнала «Нью-Депарчурс», в котором долго и нудно восхваляются преимущества мира перед войной, лав-мэйкинг перед бомбежкой, и т.п. Деревянные велосипеды, деревянные пишущие машинки и деревянный же шопинг-бэг. [Э.Лимонов. Красавица, вдохновляющая поэта.];

-    существительное + глагол + -er (Кир молниеносно перемахнул через каунтер и, перехватив его в дверях, сцепился с ним, взяв на кумпол. Трепыхавшегося райтера опять пришлось выщемить ударив пару раз головою о тайпер. [Э.Бёрджес. Заводной апельсин.];

-    существительное + существительное (Тот тоже испугался и сказал, что ему сегодня нудно в соишал-секюрити. [Э.Лимонов. Это я – Эдичка.]. Пивоваров на своем рефрижератор-траке. [С. Довлатов. Иностранка];

-    глагол + -ing + существительное (Передавали сегодняшний пресс-брифинг на Южной лужайке Белого дома. [В. Аксенов. Желток яйца]).

Наряду с ранее заимствованным англицизмом сэндвич в речи русского человека конца 90-х годов функционируют более поздние англицизмы: гамбургер, фишбургер, чисбургер, чикенбургер, и они выполняют дифференцирующую функцию. Лексема сэндвич несет обобщенное значение, в то время как остальные слова данного синонимического ряда конкретизируют значение слова сэндвич: гамбургер (внутри бифштекс), фишбургер (рыба), чисбургер (сыр), чикенбургер (цыпленок).

Большое разнообразие косметики, неизвестной ранее русскоязычному человеку, стало причиной заимствования из английского языка слов типа: мейк-ап (make up - макияж), консилер (consealer - карандаш-корректор), пиллинг-крем (peeling-cream - крем, убирающий верхний слой кожи), лифтинг-крем (lifting-cream - крем, подтягивающий кожу), вейниш-крем (vanish-cream - крем, убирающий капиллярные сетки) и др. Например: … сидеть перед зеркалом и делать мэйк-ап… [Н.Медведева. Моя борьба].

Итак, внешние причины заимствования англицизмов "стыкуются" с внутренними (например, коммуникативная актуальность англо-американизма) через социально-психологические: трафикинг (перевозка и торговля женщинами), таггер (человек, делающий надписи и рисунки пульверизатором). В последнее время значительно увеличилось число русских людей, знающих английский язык. Нередко в речевой ситуации английское слово становится более престижным, чем русское, экспрессия его новизны притягательна, оно может подчеркивать высокий уровень информативности говорящего. Употребление англицизма в речи авторитетного лица (или в рекламе) может стать толчком к его ассимиляции в русской речи.

Таким образом, изучение современных процессов заимствования в сопоставлении с процессами прошлых этапов существования языка дает возможность показать тенденции языкового развития, говорить о соотношении внутриязыковых и экстралингвистических факторов в определенные периоды развития языка. Тематико-идеографическая классификация заимствований позволяет сделать вывод об изменении как концептуальной, так и языковой картины мира, о новых фрагментах общественного опыта, требующего языковой фиксации.

Поступила в редакцию 21.04.2008 г.