ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

Основные подходы к исследованию понятия идентичности в социальных науках.

 

Горшкова Вера Сергеевна,

аспирант факультета Прикладной политологии Государственного Университета - Высшей Школы Экономики.

Научный руководитель – доктор политических наук, профессор

Мухаев Рашид Тазитдинович.

 

Понятие идентичности все чаще используется в научных и публицистических работах, посвященных осмыслению политической реальности. Однако утверждению этого концепта в качестве признанного инструмента политического анализа препятствует его многозначность и, более того, в значительной мере, неопределенность.

Так, в современном научном дискурсе концепт идентичности применяется для указания и на феномен субъективно переживаемой человеком целостности и преемственности собственного «Я», и на феномен самоопределения через групповую принадлежность, и на существование у человека чувства принадлежности к группе[1]. К нему же исследователи обращаются для того, чтобы раскрыть феномен создания и поддержания общностей, «воображения» групповых границ[2].

Совмещение указанных значений в одном понятии, использование концепта в решении столь разных исследовательских задач не может не вызывать вопросов. Осложняет ситуацию тот факт, что в большинстве случаев понятие используется без достаточной рационализации и конкретизации.

Вместе с тем, российская политическая наука, по мнению ряда ведущих специалистов, и без того уже стреножена большим количеством понятийных неясностей и разночтений[3]. И введение в нее новых терминов и концептов, а понятие идентичности как раз представляет один из них, должно сопровождаться их проверкой на соответствие минимальным требованиям научности. Речь идет, прежде всего, о требовании необходимой определенности содержания понятия (это не исключает использования открытых понятий, однако, в любом случае они не могут быть иррациональными и не поддающимися конкретизации), соблюдении известного принципа бритвы Оккама, и, наконец, оценке потенциала концепта с точки зрения роста объяснительной и прогностической силы более общих теорий, в рамках которых он используется.

Как представляется, прояснению содержания концепта идентичности, а также его эвристического потенциала, будет способствовать рациональная реконструкция логики его развития.

Появление и распространение понятия идентичности в качестве самостоятельной научной категории имело место в социально-гуманитарных исследованиях второй половины XX века[4], и было связано с осмыслением вопросов о структуре и содержании человеческой личности.

Термин «идентичность» впервые появляется в рамках психоаналитического направления, где идентичность предстает как важнейшая психологическая структура, которая позволяет воспринимать «прошлое, настоящее и будущее как целое, а бытие личности как неизменное»[5], видеть жизнь «в контексте непрерывности»[6].  Одновременно, идентичность связывается с организацией социального поведения.

В дальнейшем понятие идентичности, однако, выходит за рамки простого указания на феномен существования у человека целостного образа собственного «Я», и используется при осмыслении источников его содержания, условий и закономерностей динамики.

Так, в основе интерпретации данного вопроса в рамках символического интеракционизма лежит тезис о том, что любые представления о себе человек формирует в результате социального взаимодействия. Различие между теориями, раскрывающими механизмы формирования и изменения образа «Я»[7] в рамках такого видения, определяется различным пониманием природы и сущности социального взаимодействия, а также тем, рассматривается ли символическое пространство, в котором происходит взаимодействие, как внешняя, объективная по отношению к человеку данность, либо как конструируемая интерсубъективная реальность.

Однако, при всем разнообразии теорий важно помнить, что на данном этапе социальное взаимодействие редуцируется к взаимодействию между отдельными индивидами. Соответственно, феномен идентичности сводится к уникальной «когнитивно-психологической характеристике отдельного индивида»[8].

Качественное изменение значения понятия идентичности происходит при переходе к изучению межгруппового поведения. При исследовании влияния ситуации на уровень конфликтности внутри- и межгруппового взаимодействия бихевиористы М. Шериф, С. Шериф и Д. Кэмпбелл вводят понятие идентичности для определения групповой принадлежности индивидов. Однако, поскольку в бихевиоризме концепт выполнял скорее вспомогательные функции, новая его интерпретация не получила всестороннего развития, и четко определена не была.

Данный ракурс более последовательно разрабатывается в европейском направлении в психологии А. Тэшфелом и Дж. Тернером, которые, опираясь на работы П. Бергмана и Т. Лукмана, Э. Дюркгейма, С. Московичи, Л.Фестингера и др., развивают теорию социальной идентичности, как части образа «Я», индивидуальной «Я-концепции», связанной со знанием о принадлежности к группе, а также оценкой собственного группового членства (категорий членства).

Важно при этом понимать, что как психологов, социальная действительность интересует исследователей, прежде всего, с точки зрения ее преломления в индивидуальном сознании. Хотя иное понимание социального и модифицирует содержание понятия, оно все еще определяется установкой на анализ человека, личности, причем сквозь призму психических и когнитивных механизмов.

Другой ракурс применения концепта – в антропологических исследованиях, этносоциологии, политической теории, исследованиях международных отношений. В работах, предметом изучения которых являются социальные явления, интерпретации идентичности, как правило, не связываются с индивидуальными характеристиками субъекта и его мотивами, хотя психологическая и когнитивная природа феномена идентичности и подразумевается.

Здесь, как представляется, можно выделить две основные интерпретации концепта идентичности, связанные с разным видением природы группообразования, различиями в подходах к структурированию социального пространства.

К объективистской методологии, мы относим те работы, в которых объяснение социальных процессов, внутри- и меж групповых отношений опирается на предпосылку о существовании объективной специфики группы, обуславливающей идентификацию индивида с себе подобными. Закономерно, что именно содержание данных отличительных признаков приобретает центральное значение для понимания социальной динамики. Концепт идентичности, соответственно, используется как вспомогательная категория. И применяется для указания на психологический феномен причастности к группе, а также на механизм рационального самоопределения через групповое членство.

Теоретики второго направления, назовем его «субъективистским»[9], не ставят под сомнение сам факт существования объективных отличий, однако, задаются вопросом, почему одни факторы (например, национальность, язык) определяют коллективные действия, а другие (например, цветовые предпочтения, рост) – нет. Это приводит их к выдвижению тезиса о том, что единство составляющих ее людей в их мнении о существовании группы и об их к ней принадлежности не менее (а то и более) важно, чем объективная специфика группы. Что, в свою очередь, актуализирует вопрос о закономерностях формирования и поддержания идентичности, которые уже нельзя вывести из объективной групповой специфики, как это делалось раньше[10]. Концепт идентичности при этом предстает как центральная категория для описания процессов группообразования.

Отметим, что, хотя на данном этапе само определение идентичности, по сути, не меняется, меняется его место и функции в системе научного знания.

Столь существенное изменение в трактовке рассматриваемого понятия сложно понять, если не учитывать более общего эпистемологического контекста: в середине XX века приходит осознание границ объяснительной силы объективистской методологии и опирающихся на нее теорий[11], что способствует формированию новых философских и методологических оснований научного знания, влияющих, соответственно, на результаты исследований более специальных проблем в рамках отдельных дисциплин.

Во-первых, в ХХ в. происходит разрыв с господствовавшими в течение столетий философскими традициями джастификационизма и эмпиризма, рассматривающими научное знание как набор наблюдений и индуктивных обобщений, которые доказаны (верифицированы), а потому рассматриваются как отражение действительности. Попытка обосновать критерий истинности научного знания на основании данных методологических посылок оказалась неудачной в силу внутренне присущих индуктивизму ограничений. В частности, выяснилась логическая невозможность положить в основание знания чисто эмпирический базис (еще кантианцы заметили, что никакое научное высказывание не может быть вполне обосновано фактами) и индуктивную логику (никакая логика не может увеличить содержание знания, гарантируя вместе с тем его безошибочность)[12]. Поэтому любое высказывание о фактах есть их интерпретация в сфере определенной интерпретирующей теории, а потому истинные высказывания о фактах оказываются логически невозможными.

Последовательная реализация данной эпистемологической позиции делает невозможным соотнесение научной теории с объективной действительностью, и, соответственно, неприемлемыми объяснительные модели, претендующие на описание объективных закономерностей. Набирает силу эпистемологическая позиция, полагающая любое научное знание в качестве интерпретации, а стандарты научности – как результат конвенции[13]. Более значимым становится вопрос о том, насколько научная теория выдерживает проверки по сравнению с конкурирующими теориями, какова ее объяснительная и предсказательная сила, имеет ли место позитивный сдвиг проблемы[14].

Это также позволило сформулировать тезис об избирательном отношении социальных наук к эмпирическим данным, признаваемым правдоподобными: научная теория (дисциплина), имея свой язык и средства познания, обладает способностью "видеть" одни эмпирические данные, и не замечать другие[15]. Соответственно, с этих позиций также теряет актуальность и остроту проблема «реальных» основаниях социальных процессов, в том числе вопрос об объективных признаках, которые лежат в основе процессов группобразования.

Во-вторых, получает все большее осознание субъективный характер данных, с которыми имеют дело общественные науки и, соответственно, неразрывная связь  социальных наук со сферой ценностей и представлений[16].

В-третьих, происходит разочарование «в экспликативных моделях функционалистского типа (будь то марксизм, структурализм или психоанализ)»[17] и, одновременно, получает признание ограниченность теорий, основанных на  фетишизации социальных институтов, в т.ч. государства, в основании которых лежит понимание политики в духе картезианского рационализма[18], при игнорировании стихийных социальных процессов и стихийного социального порядка, а также закономерностей его формирования.

В-четвертых, важную роль в социальных науках сыграла трансформация предмета исследования, связанная с необходимостью рассмотрения социальных процессов не только в рамках относительно замкнутых социальных групп, но и в больших открытых общностях с нечеткими и изменчивыми границами и высокой динамикой изменений, что также поставило вопрос о  новых объяснительных моделях.

Наконец, получает признание «филиация идей», т.е. их влияние на политические процессы, их роль двигателя социальных преобразований.

Распространение концепта идентичности в его новой интерпретации, как представляется, и связано с ощущением его пригодности (часто, интуитивного) для объяснения и рационализации социальных процессов в духе указанных тенденций.

Таким образом, реконструкция содержания понятия идентичности позволяет охарактеризовать его многозначное и не имеющее господствующей интерпретации.

Анализ общественных явлений имплицитно предполагает, что социальная реальность несводима к непосредственному взаимодействию индивидов, а также уникальному опыту отдельного человека, и развивается по своим законам. Первоначально данная установка привела к вытеснению «человеческого» измерения общественных процессов на периферию научного анализа, соответственно функции понятия идентичности сводилась к указанию на феномен осознания группового членства (рациональная составляющая), чувства сопричастности к группе (эмоциональная составляющая). Однако осознание слабости теорий, не предусматривающих специального обращения к субъективному измерению социальных процессов, а также изменения в эпистемологии приводят ко «второму рождению» концепта как «мостика» между человеком и социальными процессами. Что позволило выйти на иной уровень анализа в части структурирования социального пространства, объяснения процессов интеграции и дифференциации, изучения динамики групп, а также развития групповых ценностей.

При этом, как представляется, вряд ли стоит преувеличивать дисциплинарные различия в интерпретации концепта. Действительно, в зависимости от дисциплинарного ракурса преимущественное развитие получают разные стороны концепта. Психология скорее ориентирована на описание личности как особой уникальной целостности, соответственно, феномен идентичности интерпретируется с точки зрения его значения для индивида, и, как правило, редуцируется к обозначению механизма, отвечающего за создание у человека целостного образа собственного «Я» и его способность структурировать внешний мир. В социальных исследованиях концепт чаще применяется для выделения «обобщенных» характеристик индивида, несводимых к его индивидуальному опыту, для описания процессов создания и поддержания общностей, групповых границ. И все же указанные смыслы одновременно присутствуют в рамках различных интерпретаций рассматриваемого понятия, хотя эксплицитно, как правило,  востребуется лишь один из них, в то время как другому отводится роль неявной импликации.

Отдельно хотелось бы отметить те исследования, в которых пытаются добиться ясности и четкости употребления понятия путем разведения содержащихся в нем значений, предлагая разделять индивидуальную и коллективную, «Я»- и «Мы»- идентичность. Как представляется, это лишь незначительно проясняет ситуацию ценой необоснованного сужения сферы применения понятия. Характерно, что А. Тэшвел и Дж. Тернер, заложившие эту традицию, с помощью прилагательного «социальная» пытались уйти не столько от прежнего понимания понятия, предполагающего рассмотрение психологических и когнитивных механизмов, сколько от методологического индивидуализма – сведения социального к индивиду,  межиндивидуальному взаимодействию. Учитывая современное состояние социально-гуманитарного знания, подобной «уловки» более не требуется. Кроме того, данная трактовка разводит и определяет содержание понятий лишь по отношению друг к другу, но не содержательно. Луман называет такую логику формирования понятий «логикой парадокса», когда одно неизвестное пытаются описывать через другое, опираясь на парные категории. Такое деление, по сути, предполагает уклонение от обращения к целостной структуре феномена и содержательному его определению, хотя позволяет эффективно рассматривать ряд вопросов.

Проведенный анализ дает основания для вывода о том, что различные значения понятия идентичность связаны друг с другом, вытекают одно из другого, и не могут быть устранены произвольным решением. Более того, рост объяснительной силы концепта идентичности во многом связан именно с попытками объединения указанных значений в рамках единого понятия. Рассматриваемый концепт предстает как более сложный рациональный конструкт позволяющий учитывать и объективные факторы, и субъективные основания социальных процессов, отражать сложнейшее пересечение, во-первых, индивидуального и социального в человеческом «Я», а во-вторых,  уникального и типичного в поведении, проявлениях человека,

Разумеется, в настоящее время существует достаточно сложных для теории идентичности содержательных проблем, в первую очередь связанных с разработкой сопутствующей методологии (в частности, ряд теорий идентичности основан на методологии постструктурализма, постмодернизма, не свободных от ряда серьезных затруднений). Однако, это лишь свидетельствует о необходимости дальнейшего развития исследований в указанном направлении.

 

Литература.

 

1.                  Иванова Н.Л., Конева Е.В. Социальная идентичность и профессиональный опыт личности. - Ярославль, 2003. – 132 с.

2.                  Керни Р. Диалоги о Европе. – М.: Издательство “Весь мир”, 2002. – 320 с.

3.                  Копосов Н.Е. Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. – М.: Новое литературное обозрение, 2005. – 248 с.

4.                  Лакатос И. Методология исследовательских программ. - М.: ООО “Издательство АСТ”: ЗАО НПП “Ермак”, 2003. – 380 с.

5.                  Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. В сб. Кун Т. Структура научных революций. М.: ООО “Издательство АСТ”, 2003. с. 269-455.

6.                  Лакатос И. История науки и ее рациональные реконструкции. В сб. Кун Т. Структура научных революций. М.: ООО “Издательство АСТ”, 2003. с. 455-525.

7.                  Луман Н. Введение в системную теорию. - М.: Издательство “Логос”, 2007. – 360 с.

8.                  Луман Н. Общество как социальная система. - М.: Издательство “Логос”, 2004. – 232 с.

9.                  Луман Н. Понятие общества / в сб. Проблемы теоретической социологии / Под. ред. А.О. Бороноева. - СПб., 1994. - с. 25-42;  

10.               Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика. Дисс… докт. филос. наук: 24.00.01. - М., 2005. - 307 с.

11.               Нойманн И. Использование “Другого”: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. - М.: Новое издательство, 2004, - 336 c.

12.               Поппер К. Логика научного исследования. - М.: Республика, 2005. - 447 с.

13.               Поппер К. Предположения и опровержения: Рост научного знания. - М.: ООО “Издательство АСТ”: ЗАО НПП “Ермак”, 2004. – 638 с.

14.               Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. – М.: Республика, 1998. – 413 с.

15.               Хайек Ф. Контрреволюция науки. Этюды о злоупотреблениях разумом. - М.: ОГИ, 2003. – 288 с.

16.               Хайек Ф. Право, законодательство и свобода: Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики. - М.: ИРИСЭН, 2006. – 644 с.

17.               Элиас Н. Общество индивидов. – М.: Праксис, 2001. – 336 с.

18.               Современность/POST. Альманах социокультурных исследований. - М.: ТЕИС, 2006. - №1. - 390 с.

19.               Политическая Россия: предмет и методы изучения. Материалы международной интернет-конференции, проходившей 20 марта – 14 мая 2001 на информационно-образовательном портале www.auditorium.ru. М., 2001.

 

Поступила в редакцию 29.05.2008 г.



[1] Подробнее см.: Иванова Н.Л., Конева Е.В. Социальная идентичность и профессиональный опыт личности. Ярославль, 2003. Доступно в сети Интернет по адресу www.auditorium.ru. А также Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика. Дисс… докт. филос. наук. М. – 2005.

[2] Нойманн И. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. - М.: Новое издательство, 2004. Балибар Э., Валлерстайн И., Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. – М.: Логос-Альтера, Ecce Homo, 2003.

[3] сб. Политическая Россия: предмет и методы изучения. Материалы международной интернет-конференции, проходившей 20 марта – 14 мая 2001 на информационно-образовательном портале www.auditorium.ru. М., 2001.

[4] Подробнее см.: Иванова Н.Л., Конева Е.В. Социальная идентичность и профессиональный опыт личности. Ярославль, 2003. А также Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика. Дисс… докт. филос. наук. М. – 2005.

[5] Иванова Н.Л., Конева Е.В. Социальная идентичность и профессиональный опыт личности. Ярославль, 2003, с. 9.

[6] Иванова Н.Л., Конева Е.В. Указ. соч., с.10.

[7] «Зеркальное Я» (Ч.Кули); «символическая интеракция» (Дж. Мид); «эффективная коммуникация» (Т. Шибутани), соответствие «социальным ролям», чередование «масок» (И. Гофман). Подробнее см. Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика. Дисс… докт. филос. наук. М. – 2005. с. 44-52.

[8] Малыгина И.В. Этнокультурная идентичность: онтология, морфология, динамика. Дисс… докт. филос. наук. М. – 2005, с.56.

[9] Его появление и распространение связанно идеями П. Бергера, Т. Лукмана, Ф. Барта и др.

[10] Одна из наиболее полных классификаций, отражающих разницу в содержании соответствующих теорий предложена Ивэром Нойманном, см.:  Нойманн И. Использование «Другого»: Образы Востока в формировании европейских идентичностей. - М.: Новое издательство, 2004, с. 267 и сл.

[11] Критику сциентизма и историцизма см. Хайек Ф. Контрреволюция науки. Этюды о злоупотреблениях разумом. - М., 2003.

[12] Лакатос И. Фальсификация и методология исследовательских программ. - М., 2003, с. 15.

[13] Поппер К. Логика научного исследования. - М.: Республика, 2005, с. 102.

[14] См. Поппер К. Указ. соч., с. 76 и сл.; Лакатос И. Методология исследовательских программ. - М., 2003, с. 13 и сл.

[15] Луман Н. Общество как социальная система. М., 2004, с. 63 и сл.; его же. Введение в системную теорию. М., 2007, с. 94 и сл.

[16] Хайек Ф. Контрреволюция науки. Этюды о злоупотреблениях разумом. - М., 2003, с. 42 и сл.

[17] Копосов Н.Е. Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. – М.: Новое литературное обозрение, 2005, с. 28.

[18] Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. - М., 2006, с. 27 и сл.

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.