Национальное государство в условиях формирования международных политических институтов

Боярский Максим Анатольевич,

аспирант Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов.

Складывающаяся глобальная система взаимодействия международных политических институтов на современном этапе лишена структурирующего элемента, который мог бы уравновесить центры силы, выступить в качестве инструмента преодоления неизбежных противо­речий в мировом масштабе. До последнего времени любой кризис разрешался путем создания идеологических балансиров. В качестве такого уравновешивающего начала исторически являлась конкуренция между ведущими религиями и хозяйственными укладами, соперничество меж­ду двумя социальными системами XX века: капитализмом и социализ­мом.[1] Необходимость в выстраивании подобного баланса А. Ивлев объясняет, во-первых, потребностью общества в консолидации, которая достигается только при наличии «образа врага», объединении против чего-то, а во-вторых, обязательным условием сохранения государств. С существованием «логики противоборства» не соглашается А.Г. Володин, считая ее традицией прошлого.[2]

Позиция А. Ивлева, с одной стороны, в корне расходится с базовым принципом глобализации, предусматривающим как раз нивелирование любых существенных различий, препятствующих процессу унификации международных отношений. В то же время она справедли­ва с точки зрения ответа на вопрос о поиске нового эффективного «ме­ханизма компенсации», рычагов управления формирующимся глобаль­ным обществом. Обеспечение стабильного существования мирового порядка достигается за счет его полицентричности и сбалансированности между ведущими центрами влияния. Ряд ученых не согласны с подобным утверждением, считая многополярную структуру международных отношений с множеством центров силы как раз самой неустойчивой, хаотической системой («борьбы всех против всех»). Это аргументируется тем, что из-за асинхронного развития государств, между ними возникает неравенство, вследствие чего работает «закон силы», который гласит: «как только государство достигает уров­ня экономической мощи и военного потенциала, адекватного мощи и потенциалу ведущих государств мира, оно требует для себя нового ста­туса, означающего передел сфер мирового влияния».[3]

Одним из механизмов, обеспечивающих и гарантирующих стабильность международной системы, являются международные организации. Как отмечает Г.В. Мальцев, «наступила эра организаций и организационной власти с ее изощренным рациональным инструментарием управления в условиях массового индустриального и постиндустриального общест­ва».[4] Международные объединения способны с помощью единых процедур и добровольного членства выработать тактику и стратегию совместного поведения.

На то же указывает и И.И. Лукашук, считающий, что «действующие на постоянной основе организации доказали свою позитивную роль в урегулировании разногласий государств», так как «конфликты между членами одной и той же организации реже, чем с не участвующими государствами» и «чем в большем числе организаций государство участвует, тем шире его возможности в урегулировании расхождений».[5]

Складывающаяся новая политическая система направлена на интенсификацию интеграционных процессов и объединение государств. Происходит радикальный пересмотр национальной государственности, которая подвергается двойному прес­сингу: воздействию международной и наднациональной общности сверху, локальных и региональных структур - снизу. Одним из аспектов потери современными государствами части сво­его суверенитета является размывание национальной юрисдикции над собственной территорией, утрата монопольного контроля над правовой системой. В качестве явных юрисдикционных «отступлений» государ­ства можно рассматривать принцип примата международного законода­тельства над внутренним и предоставление наднациональ­ным правоохранительным органам полномочий на осуществление функций правосудия по вопросам, традиционно считавшимся привиле­гией суверенных государств.

Именно неспособность адекватно, быстро и эффективно реагировать на изменения условий окружающей среды со стороны го­сударства привело данный институт к кризису. Однако стоит обратить внимание на один парадокс. Как раз в эпоху глобализации отмечается заметное усиление роли ряда национальных государств и обострение различий между ни­ми. По мнению Я.Н. Питерсе, возрастающее осознание культурных раз­личий не просто не противоречит глобализации, это - ее функция, фор­ма проявления своеобразного творческого конфликта. Он считает, что «интенсификация межкультурных коммуникаций, мобильность, мигра­ция, торговля, инвестиции, туризм - все это способствует большему по­ниманию культурных различий», а стремление к их признанию, в свою очередь, «предполагает требования равенства, равных прав, одинаково­го отношения».[6]

Более сильные в индустриальном и экономическом плане государст­ва сегодня демонстрируют и более выраженное стремление к упрочению своих внутренних основ, вплоть до применения авторитарных рычагов управления. Для некоторых укрепление национального государства является средством удовлетворения экономического интереса, своего рода про­явлением экономического прагматизма («глобального эгоизма»), стремлением политических и экономических элит, используя идею нации, к извлечению известной прибыли из трудно контролируемых процессов глобализации. Кстати, в качестве проявления такого «глобального эго­изма», можно рассматривать и абсолютный суверенитет национальных государств, идущий вразрез с общемировыми ценностями и веяниями времени, а значит, создающий питательную почву для международной конфликтогенности и хаоса многовластия.

Становится все более ограниченным и иллюзорным контроль современного государства и над собственной территорией за счет экономического, военного, политического и информационного проникновения других государств, прежде всего, мировых и региональных сверхдер­жав, развития интеграционных процессов и образования различного рода межгосударственных объединений и блоков.[7] Еще большим фак­тором воздействия на государство, чем конкуренция между ними, явля­ется подчинение государств интересам ТНК и других транснациональ­ных организаций, которые также располагают средствами контроля над территорией. Это очень важный момент, связанный как с глобализацией, так и со снижением способности государства конкурировать, выполнять свои функции на надлежащем уровне.

В.Д. Дзодзиев считает интеграцию и демократизацию как внутри государства, так и в межгосударственных отношениях, с одной стороны, важнейшими потребностями стран и народов в экономической и политической областях, но с другой - причиной постепенного и противоречивого изживания государственного суверенитета, который утрачивает такие «классические» свойства, как абсолютность, неделимость и неог­раниченность.[8] В то же время передачу государством части своих функций на наднациональный уровень можно расценивать не как его слабость, а наоборот, проявление силы, точного расчета. По линии «национальное государство - суверенитет - глобализация» образовалось фундаментальное противоречие в виду того, что эти явле­ния находятся в определенном антагонизме из-за разнонаправленности определяющих их суть процессов. Нивелирование указанного противоречия, с одной стороны, возможно через появление новых форм публично-властной организации современного общества, а с другой - через выстраивание глобальной иерархии государств, что может привести к своеобразному «перетеканию» суверенитета от одних субъектов к другим. При этом, как отмечает А.И. Неклесса, в общественном сознании и формирующемся пространстве международных отношений закрепился «новый обычай» в качестве специфической нормы своеобразного «протоправа». Характерные черты которого: нечеткость законодательной базы, превалирование властной политической инициати­вы над юридически закрепленными полномочиями и сложившимися формами поведения государств на международной арене, неформальный характер ряда влиятельных организа­ций, анонимность и принципиальная непубличность значительной части принимаемых решений.[9] Все это может свидетельствовать о до­вольно низкой степени легитимности формирующегося глобального порядка, в связи с чем, можно предположить, что одной из задач между­народного права на предстоящую перспективу будет как раз поиск средств и механизмов легитимации глобального порядка.

Жестким тестом на право политического первенства становится способность эффективно и наилучшим образом решать широкий ком­плекс проблем, определять краткосрочные и долговременные приорите­ты, вырабатывать цели развития. По мере нарастания глобализации, считает Ю.В. Шишков, все большая часть государственного суверенитета перераспределяется между локальными, региональными и всемирными регулирующими институтами по принципу субсидиарности, согласно которому властные полномочия национальных государств делегируются на тот институциональный уро­вень - надгосударственный либо субгосударственный, - на котором данная конкретная общественная потребность удовлетворяется наилучшим образом.[10]

Именно этот принцип лежит в основе Евросоюза (ЕС), способ организации которого считается одним из наиболее удачных. Однако и этот институт сегодня переживает не лучшие времена: провал «Лиссабонской стратегии» и европейской Конституции обнажают серьезные препятствия на пути европейской политической интеграции. Несмотря на распространенный миф о передаче части суверенитета стран-членов ЕС на наднациональный уровень, по факту члены ЕС сохраняют суверенные права фактически во всех основных сферах: оборона, юстиция, образование, внешние энергетические связи, социальная и миграционная политика. Как отмечает Т.В. Бордачёв, «правительства хоть и клянутся, что полностью передали на наднациональный уровень права по регулированию внешнеторговых отношений, но сохраняют все возможности блокировать невыгодные для них шаги евробюрократии».[11]

Европейский союз еще не сформировался как действительно самостоятельный политический субъект, однако с каждым днем факт его «присутствия» в международных делах становится все более весомым. Общая внешняя политика и политика в области безопасности Евросоюза не выглядит полностью беспомощной и неэффективной. Надо понять, что она не может и не должна проводиться в жизнь так же, как внешняя политика отдельных стран. Следовательно, и оценивать ее не следует с тех же позиций, с которых принято анализировать политику Франции или Германии.[12]

Глобализация ведет не только к усилению взаимозависимости и взаимосвязи между государствами, но и создает условия для формирования системы иерархий между ними. Процесс «иерархизации», с одной стороны, обусловлен возрастающей ролью таких стран, как Россия, Индия, Китай наряду со все еще действующим экономическим лидером - США, с другой стороны – ослаблением контролирующей роли универсальных международных организаций. Так, Организацию Объединенных Наций (ООН), которая в свое время оказалась не способна остановить вооруженный конфликт, некоторые эксперты все чаще сравнивают с Лигой Наций (1919-1939 гг.) и, в случае провала реформирования Организации, предрекают ей исчезновение как органа глобального управления. Однако, вне зависимости от вариантов развития событий, ООН с множеством подконтрольных ей профильных организаций, несомненно, останется важным институтом для формирования положений международного права и в качестве площадки для обсуждения международных проблем.

В свою очередь, национальные государства в условиях жесткой глобальной конкуренции стремятся к региональной, в первую очередь, экономической интеграции, которая позволяет не только минимизировать отрицательные стороны глобализации для каждой страны, но и наиболее эффективно решать проблемы регионального и глобального масштаба. Такие организации, как Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС), Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) или институты, созданные специально для решения конкретных задач, не только способствуют развитию экономического сотрудничества в регионе, но и формируют условия политической стабильности. Не меньшую выгоду от таких объединений получают и небольшие государства, поскольку в основе союза, как правило, лежит условие равноправия его членов. Причем деятельность союза не отменяет те схемы сотрудничества, которые страны-члены ранее наработали с другими государствами и организациями. Конечно, учитывая степень развития того или иного международного союза, еще рано говорить о формировании самостоятельных региональных политических субъектов, однако не исключено, что в процессе реформирования они будут набирать все больший политический вес.

Литература.

1.                  Бордачев Т. В. Суверенитет и интеграция // Россия в глобальной политике. № 1. 2007.

2.                  Бэттлер А. Контуры мира в первой половине XXI века и чуть далее (теория) // Международная экономика и международные отношения. № 1. 2002.

3.                  Володин А. Г. «Сверхцивилизация» vs. «противоцентр»: логика противоборства ухо­дящего века. М.: Экономика, 2001.

4.                  Дзодзиев В. Д. Проблемы становления демократического государства в России. М.: Ad Marginem, 1996. Неклесса А.И. Управляемый хаос / Научный Совет РАН «История мировой культу­ры». Вып. 4. М., 2003.

5.                  Ивлев А. Субпрогресс: введение в теорию персонифицированного государства // Русский журнал. №1. 2000.

6.                  Ильин М. В., Иноземцев В.Л. Мегатренды мирового развития // Центр исследований постиндустриального общества. М.: Экономика, 2001.

7.                  Лукашук И. И. Глобализация и международное сообщество // Право и политика. №4. 2000.

8.                  Мальцев Г.В. Понимание права. Подходы и проблемы. М.: Прометей, 1999.

9.                  Питерсе Я. Н. Глобализация и культура: три парадигмы // Этнос и политика: Хре­стоматия. Авт.-сост. А.А. Празаускас. М.: УРАО, 2000.

10.              Тарасов И. Н. Перспективы внешнеполитического единства ЕС // Международные процессы. Том 6. № 1. 2008.

11.              Шишков Ю. В. Внешнеэкономические связи в XX в. - от упадка к глобализации // Международная экономика и международные отношения. № 8. 2001.

Поступила в редакцию 30.07.2008 г.