Реалистская парадигма международного порядка: прошлое и настоящее

 

Панченко Михаил Юрьевич,

доктор политических наук, доцент Московского государственного педагогического университета.

 

Реалистская парадигма является одним из наиболее влиятельных теоретико-методологических подходов к анализу мировой политики, несмотря на жесткую критику со стороны ее многочисленных оппонентов и периодические кризисы, которые она переживала в истории политической мысли. В российской теории международных отношений (ТМО) в настоящее время реализм доминирует, хотя еще в 90-х годах ХХ века среди отечественных ученых-международников были более популярны либеральные идеи. Более того, вследствие укрепления во внешней политике страны идей державности в последние годы, реалистский подход, по сути, стал основой доктрины национальной безопасности РФ[1].

Поэтому теоретико-методологический анализ эволюции реализма как парадигмы ТМО представляется весьма актуальным как в теоретическом, так и практическом отношении. Такой анализ позволил бы лучше понять, насколько адекватно реалистский подход отражает специфику современных международных отношений, способен ли он стать правильным ориентиром при выработке внешнеполитических приоритетов. Поскольку реалистская парадигма носит фундаментальный характер, в работе мы ограничимся лишь анализом тех ее положений, которые главным образом относятся к важнейшей проблеме международно-политической теории – проблеме международного порядка.

Приступая к анализу взглядов реалистов на мировой прядок, хотелось бы подчеркнуть, что применение термина «реализм» к названию школы ТМО, на наш взгляд, является спорным. За ним стоит претензия определенной группы ученых на абсолютную истину, обладание монополией на объективность, разумность, что далеко не всегда соответствует действительности. Можно солидаризироваться с М. Залевски и С. Энло, которые считают, что реализм на практике часто наивен и нереалистичен, особенно в вопросах власти[2].

Реализм корнями уходит в воззрения Фукидида, Макиавелли, Гоббса[3]. У перечисленных теоретиков реалисты позаимствовали следующие идеи:

- источником постоянных конфликтов между государствами является низменная, эгоистическая природа человека;

- единственный регулятор международных отношений – сила, а желательное их состояние – равновесие сил ведущих государств;

- мораль подчинена государственным интересам.

Реализм как теоретико-методологический подход сформировался в 1930-е – 1940-е гг. в качестве реакции на кризис идеализма, вызванный крушением надежд на формирование системы коллективной безопасности в связи с началом второй мировой войны. Первой крупной работой, представляющей школу традиционного реализма, была книга Э.Карра «Тридцать лет кризиса, 1919 – 1939 гг.»[4]. Кроме него к реалистам можно отнести Р.Нибура, Дж.Кеннана, Р.Арона, А.Уолферса[5]. Классиком реалистской парадигмы считается Г.Моргентау, который сформулировал шесть ее принципов[6].

Реалисты оценивают международную систему как анархическую, поскольку в ней отсутствует центральная принудительная власть. Поэтому функция регулирования международных отношений возлагается на единицы системы – государства. В отличие от представителей либерализма реалисты не считают, что государства руководствуются в своих действиях некими универсальными ценностями, которые позволяют сформировать порядок в мире. Наоборот, они уверены, что отношения между государствами по природе конфликтны, поскольку в их основе лежат несовместимые интересы.

Проблема государственного интереса является в реалистской парадигме центральной. Г.Моргентау называет интерес «абсолютным стандартом политического действия»[7]. Основной интерес национального государства состоит в максимизации власти, т. е. контроля над ресурсами[8]. Власть позволяет обеспечить безопасность и выживание международных субъектов, и чем больше власть, тем больше безопасности. Поэтому международная среда – это арена постоянной борьбы за власть, «игра с нулевой суммой», в которой каждый стремится к абсолютной победе[9].

В борьбе за власть национальные государства могут положиться только на себя, свои ресурсы, поскольку надежные союзы и институты в гоббсовской «войне всех против всех» маловероятны. Есть ли место порядку в конфронтационной среде? Реалисты признают, что определенный порядок, понимаемый как состояние относительной стабильности международных отношений, возможен, но он отличается хрупкостью, непрочностью.

Основой международного порядка, по их мнению, является баланс сил, т. е. примерно равное распределение власти между ведущими державами[10]. Баланс сил как главный механизм поддержания порядка не идеален, неустойчив, но только он может остановить хаос в международной политике. Для достижения баланса главное значение имеет военный потенциал государств, призванный остановить возможного агрессора. Как подчеркивает один из современных последователей реализма Р.Арт, «внешняя политика не может быть оторвана от военной мощи»[11].

Поскольку главным инструментом поддержания порядка являются государства, международная стабильность во многом зависит от искусства управления государственными делами[12]. Реалисты полагают, что политики должны, прежде всего, защищать национальные интересы, но при этом соблюдать сдержанность, взвешенно подходить к принятию решений, чтобы не провоцировать конфликты[13]. Собственно, в этом и заключается моральность внешней политики с точки зрения реалистского подхода.

В целом, отношение к морали у реалистов носит релятивистский характер. В отличие от либералов они полагают, что абсолютных моральных ценностей не существует. Политический реализм отрицает тождество морали конкретной нации и универсальных моральных законов[14]. Нравственность должна быть подчинена достижению внешнеполитических целей, т. е. защите национальных интересов[15].

Из этого, однако, не следует, что реалисты придерживаются позиции аморализма, как ошибочно полагают некоторые авторы. Г.Моргентау признавал, что моральные факторы играют определенную роль как регулятор политического поведения: «Человек – это животное, жаждущее власти, но также создание с моральной целью. Человек не может руководствоваться только моральными принципами или только стремлением к власти»[16]. «Политическое действие, - писал Э.Карр, - должно быть основано на координации этики и власти»[17].

Однако реалистская парадигма предполагает безусловный приоритет политики над моралью. Поэтому реалисты не рассматривают моральные ценности как основу международного порядка, считая надежды либералов на достижение в мире нравственного консенсуса утопией.

В оценке перспектив прочного международного порядка реалисты пессимистичны, поскольку они исходят из неизменности эгоистичной природы человека, предопределяющей внешнеполитическую деятельность государств[18]. Соотношение сил между ведущими государствами постоянно меняется, что ведет к подрыву баланса, а значит, к хаотизации международной среды.

Классическая реалистская парадигма включает в себя несколько школ. Так, весьма распространенной разновидностью реализма является геополитика[19]. Она разделяет основные постулаты реалистского подхода:

- конфликтность интересов государств;

- решающая роль военно-силовых факторов в международной политике;

- невозможность достижения прочного порядка.

Вместе с тем, геополитические представления о международном порядке отличаются определенной спецификой. Классическая геополитика основывается на работах Ф.Ратцеля, Х.Маккиндера, Н.Спайкмена, А.Мэхэна, К.Хаусхофера и др.[20] Их современные последователи – Г.Киссинджер, З.Бжезинский, И.Лакост и др. – также рассматривают географический (пространственный) фактор главным в международной политике. Они полагают, что национальный интерес состоит в контроле над пространством, причем не только в рамках собственных государственных границ, но и над теми территориями, которые имеют стратегическое значение для данного государства: «… Не будет преувеличением сказать, - пишет З.Бжезинский, - что территориальный императив был основным импульсом, управляющим поведением национального государства»[21]. Естественно, что борьба за пространство вызывает столкновения между крупными державами, прежде всего, морскими и сухопутными: «Для большей части истории международных отношений фокусом политических конфликтов являлся территориальный контроль»[22]. При этом сейчас объектом геополитических устремлений становится уже не отдельный регион, а глобальное господство.

Очевидно, что геополитическое соперничество препятствует установлению прочного международного порядка. Сам порядок видится геополитикам как некий баланс стратегических интересов, которому постоянно бросают вызов те или иные державы, претендующие на гегемонию. Некоторые геополитики между тем не отрицают позитивной роли гегемонизма в поддержании международного порядка. Так, З.Бжезинский полагает, что поскольку создание мирового правительства невозможно, его функции в современных условиях в состоянии выполнить единственная сверхдержава – США. Именно ей надлежит осуществить историческую миссию – регулирование международных отношений с целью их упорядочения[23].

На наш взгляд, традиционная геополитика, привязанная к проблеме пространства, в условиях глобального мира с его во многом прозрачными границами и упором на высокотехнологичное производство, а не на контроль над территорией в значительной мере утратила свою актуальность. Не случайно, в последнее время широкое распространение получили неклассические вариации геополитического подхода, которые будут проанализированы ниже.

К традиционной реалистской парадигме мы относим и так называемых «модернистов», или представителей «научной школы» (К.Райт, М.Каплан, К.Фридрих, К.Дойч и др.), которых некоторые исследователи объединяют в самостоятельное направление политической науки, противостоящее реализму[24]. Однако, на наш взгляд, спор модернизма и других теоретических направлений касался главным образом методов исследования международной системы. «Модернисты», появление которых относится к середине 1950-х гг., широко использовали т. н. «научные методы», позаимствованные из кибернетики, математики и других точных наук. Вместе с тем они применили к международному анализу и некоторые подходы, характерные для гуманитарных дисциплин (например, бихевиоризм).

Однако с содержательной точки зрения взгляды модернистов и реалистов, в целом, кардинально не различались. И те, и другие рассматривали международные отношения как конфликтные по своей природе, порядок в которых поддерживается с помощью баланса сил. С точки зрения предмета нашего исследования, из всех разновидностей модернизма наибольший интерес представляет системное моделирование международных отношений, предпринятое Ч.Макклеландом и М.Капланом.

Так, М.Каплан выделил типы международных систем на основании следующих переменных: основные правила системы, переходные правила, классификация акторов, возможности системы и информация[25]. Из шести типов реальное воплощение получили только система «баланса сил» и «гибкая биполярная система», остальные являются сугубо теоретическими конструкциями[26].

М.Каплан полагал, что каждая система воплощает определенный тип международного порядка. Он исследовал влияние переменных в каждой системе на стабильность порядка в ней. Безусловно, стремление проанализировать влияние системных характеристик на механизмы и перспективы поддержания порядка можно только приветствовать. Однако в конечном итоге понимание «модернистами» международного порядка свелось к соотношению сил ведущих держав, столь характерному для классического реализма. Не удивительно, что к концу 1960-х гг. различия между модернизмом и традиционализмом стерлись[27].

Реалистская парадигма весьма популярна в современной России. Это объясняется постимперским синдромом в массовом сознании россиян, необходимостью определения и защиты национальных интересов России после распада СССР и установлением в мире американской гегемонии. В понимании международного порядка российские реалисты (И.И.Антонович, А.И.Уткин и др.[28]) главным образом отражают основные положения реалистской парадигмы на Западе (государственно-центричность, приоритет национальных интересов, баланс сил как основной механизм поддержания международного порядка и т. д.).

«Комплекс неполноценности» в связи с утратой статуса сверхдержавы и стремление его вернуть, характерные для современной России, обусловливают также всплеск интереса к геополитике в российских научных кругах. При этом большой популярностью пользуется геополитическая теория именно в ее классическом воплощении.

Так, А.Дугин пишет о «неснимаемом, радикальном, многоуровневом противостоянии» между «силами суши» (Россия, позднее СССР) и «силами моря» (Англия, Франция, позднее США)[29]. Фатальный дуализм «войны континентов» делает достижение устойчивого международного порядка проблематичным. По мнению российских геополитиков-фундаменталистов, возможны два пути формирования порядка в мире – победа одной из сторон и установление господства «Суши» или «Моря» или баланс геостратегических сил между ними[30]. Некоторые авторы полагают, что такой подход к международным проблемам может сыграть негативную теоретическую и политическую роль. В худшем случае он может привести к возвращению к «стилю советской пропаганды» и догматизму, удушающему любую творческую мысль, отражающую российские социокультурные традиции и особенности»[31].

На рубеже 1970-х – 1980-х гг. в рамках реалистской парадигмы сформировался новый подход к мировой политике, получивший название неореализм. Его наиболее известными представителями являются К.Уолц, Р.Гилпин, Д.Миршаймер, С.Уолт.

Неореализм разделяет многие постулаты традиционного реализма. Так, он рассматривает международные отношения как анархическую, конкурентную среду, в которой постоянно возникают конфликты между государствами. «Существование множества независимых государств, действующих в соответствии с собственными интересами или желаниями и нередко руководствующихся в своих поступках обидами и амбициями, а также отсутствие признаваемой или общей системы законов делают практически неизбежным возникновение конфликта, иногда приводящего к войне», - подчеркивает К.Уолц[32].

Основной национальный интерес, которым руководствуются государства, состоит в получении власти: «Великие державы всегда стремятся получить власть над своими соперниками, имея в виду гегемонию в качестве конечной цели»[33]. При достижении своих целей субъекты опираются главным образом на силу: «В политике сила считается последним доводом. В мировой политике сила служит не только последним доводом, но в действительности первым и постоянным»[34]. При этом неореалисты так же как их предшественники делают акцент на военном аспекте силы: «Войны и их возможность… являются мотором международной политики»[35].

Неореалистский подход предполагает четкое разделение между внутренней и внешней политикой, в соответствии с которым первая включает возможность централизованного регулирования политических отношений, а во второй она отсутствует, следовательно, в ней царит анархия[36]. Поскольку отсутствует мировое правительство, государства вынуждены прибегать к «самопомощи», чтобы собственными силами защитить суверенитет и территориальную целостность: «В международной политике бог помогает тем, кто помогает себе сам»[37]. Из-за эгоистичной природы человека государства не доверяют друг другу, и никакие устойчивые союзы между ними невозможны[38].

Наряду с некоторыми общими чертами, реализм и неореализм имеют и ряд существенных различий. Прежде всего, неореалисты придерживаются системного подхода к анализу мировой политики, согласно которому международная среда рассматривается в качестве целостного единства элементов, находящихся в определенных отношениях[39].

По мнению К.Уолца, система состоит из структуры и взаимодействующих элементов[40]. В отличие от реалистов главным предметом исследования у неореалистов являются не элементы системы (государства), а структура. Поэтому их называют еще и структуралистами. С точки зрения неореализма, структура международной системы – это принципы, в соответствии с которыми элементы располагаются в системе. Структура показывает, как и на основании чего ее элементы различаются, как они соотносятся между собой[41]. Будучи набором условий и ограничений, которые детерминируют действия государств (поэтому эти действия не всегда дают нужный результат), структура характеризуется следующими принципами.

Во-первых, анархичностью, которая, как мы уже отмечали, выражается в отсутствии наднациональной власти. Во-вторых, недифференцированностью функций элементов (государств)[42]. По мнению неореалистов, цели и роли государств идентичны, все стремятся к суверенитету, безопасности. Это ослабляет единство международной системы, поскольку ее элементы не находятся в функциональной взаимозависимости в отличие от внутриполитических систем.

В-третьих, распределением возможностей элементов. Под ними понимается мощь того или иного государства, объем власти, которым оно располагает. Сила государства зависит от его ресурсов: численности населения и размера территории, экономического потенциала, военной мощи, политической стабильности и т. д.[43] При этом ключевую роль играет военный потенциал государства. Как подчеркивает К.Уолц, возражая либералам, войны сдерживаются не экономической взаимозависимостью, а ядерным оружием[44].

Каждое государство стремится занять наиболее выгодное положение в структуре распределения возможностей. Этого можно достичь двумя способами. Первый состоит в максимизации власти и в конечном итоге установлении гегемонии в международной системе («наступательный реализм»)[45]. Второй заключается в максимизации безопасности, укреплении обороноспособности государства («оборонительный реализм»)[46].

Соотношение возможностей элементов системы, определяющее ее состояние, составляет, по мнению неореалистов, суть международного порядка. Конфигурация сил в структуре в разные исторические периоды меняется. Неореалисты типологизируют формы международной структуры в соответствии с количеством в ней центров силы (полюсов). Как правило, они выделяют однополярный, биполярный и многополярный типы международного порядка.

Сторонники структуралистского подхода много внимания уделяют анализу степени стабильности каждого из перечисленных типов порядка. Среди них есть авторы, которые придерживаются теории «гегемонистской стабильности». Она состоит в том, что наиболее мощная мировая держава способна обеспечить в течение длительного времени устойчивый международный порядок[47]. Некоторые политологи полагают, что сейчас роль стабилизатора международного порядка играют США[48]. Дж.Холл и Т.Пол занимают более осторожную позицию, называя нынешний международный порядок «полу-униполярностью», поскольку США не могут установить абсолютное господство над миром с учетом больших ядерных потенциалов России, Китая и Индии[49].

Наиболее многочисленная группа неореалистов все же считает, что униполь аномален, т. к. противоречит балансу сил[50]. Поэтому лишь биполярный порядок способен быть стабильным и прочным. В нем интересы и сферы влияния полюсов четко определены, а ядерное устрашение делает мир безопасным. Исходя из этого эпоха «холодной войны» рассматривается как образец стабильности[51].

Вместе с тем ряд политологов небезосновательно высказывает сомнения в прочности биполярного порядка, поскольку он обеспечивает мир только между великими державами, являющимися лидерами противостоящих блоков[52]. Исследования показывают, что для биполярного порядка характерны не ожесточенные мировые войны, как для многополярного, а частые войны малой интенсивности[53]. Однако многополярный тип международного порядка значительно реже оценивается структуралистами как стабильный[54].

 Неореалисты в отличие от реалистов полагают, что среди механизмов поддержания международного порядка доминируют стихийные: «Международные политические системы, как и экономические рынки, индивидуалистичны по своему происхождению, созданы спонтанно и непреднамеренно»[55]. Эволюция порядка определяется логикой изменения властных отношений в структуре международной системы, которая далеко не всегда находится под контролем субъектов мировой политики.

В связи с этим неореализм апологизирует международную анархию, которая без всякого наднационального органа позволяет поддерживать порядок в системе. Более того, многие представители неореалистской парадигмы уверены, что анархическая структура с этой точки зрения более предпочтительна, чем иерархическая. Последняя, по их мнению, вызовет ожесточенную борьбу за контроль над мировым правительством, что в свою очередь станет источником хаоса[56].

Неореалисты считают, что главным инструментом порядка является сама структура международной системы. Однако они признают существенную роль в этом и ее элементов – государств, через деятельность которых реализуются требования структуры. Структуралисты категорически не согласны с транснационализмом, который утверждает, что ведущим международным актором в настоящее время становятся негосударственные организации и движения: «Государства выполняют важнейшие политические, социальные и экономические функции и ни одна организация не может составить им конкуренцию в этом отношении»[57]. При этом решающую роль в становлении и функционировании международного порядка, безусловно, играют крупные, великие державы, обладающие значительной мощью.

Что же касается возможности установления устойчивого, зрелого международного порядка, то неореалисты не ожидают его появления в обозримом будущем. Они полагают, что мировая система может быть упорядоченной более (биполярная) или менее (однополярная или многополярная) длительно, но не постоянно.

Исходя из этой логики, международный порядок может быть только временным, поскольку, по мнению структуралистов, природа мировой политики конфликтна: «Вряд ли на международной арене достижима система всеобщего согласия»[58]. Анархию и беспорядок можно ослабить, но не устранить[59].

Государства предпочитают действовать в одиночку, потому что никому не доверяют: «Императив международной системы – «думай о себе!» Остальные императивы не работают»[60]. Серьезным препятствием для сотрудничества международных субъектов является их ориентация на относительные достижения, в соответствии с которой они боятся получить от объединения меньше, чем другие[61].

Структуралисты справедливо подмечают противоречивый характер глобализации, которая, с одной стороны, укрепляет взаимозависимость государств, а с другой, - обостряет международные конфликты[62]. Активизация транснационального терроризма, апогеем которой стали события 11 сентября 2001 г., еще более укрепила неореалистов в убеждении, что прочный международный порядок невозможен[63].

В России в настоящее время наиболее известными представителями структурализма являются А.Д.Богатуров, М.А.Чешков, А.Г.Володин, А.В.Виноградов и др.[64] Специфику российского неореализма составляет критический анализ американской глобальной гегемонии и обоснование необходимости многополярного международного порядка.

Определенную метаморфозу в современных условиях претерпела и геополитика. Во-первых, неогеополитика во многом отказалась от узкотерриториального детерминизма в понимании международного порядка, характерного для традиционного геополитического подхода. Некоторые геополитики в настоящее время включают в число объектов геостратегических устремлений не только территорию наземного пространства, но и воздушную среду, космос и т. д.[65]

Само геополитическое пространство изменилось: «Современные телекоммуникации и технологии быстро меняют наши представления о пространстве и расстояниях и значительно влияют на экономические, военные и политические отношения в мире»[66]. Поэтому к факторам геополитического могущества неогеополитики относят и информационно-технологические[67].

Во-вторых, современная геополитика рассматривает международные отношения уже не как арену конфликта государств (например, «морских» и «сухопутных»), а как сферу противоборства цивилизаций. Так, С.Хантингтон выделил в современном мире ряд цивилизаций (западная, православная, исламская, конфуцианская), между которыми обостряются противоречия в борьбе за лидерство (западная, исламская, конфуцианская). Столкновение цивилизаций угрожает порядку. По мнению С.Хантингтона, на уровне цивилизаций порядок поддерживают «стержневые государства», которые являются гегемонами в рамках того или иного цивилизационного типа[68].

Эти же государства играют ключевую роль в установлении мирового порядка, поскольку от имени своих цивилизаций ведут переговоры с другими «стержневыми странами». Поэтому С.Хантингтон называет их «центральными составляющими нового международного порядка, основанного на цивилизациях»[69]. Он уверен, что прочный порядок в мире может быть только межцивилизационным, т. е. базироваться не на гегемонии какой-то цивилизации, а на культурном разнообразии.

Среди современных российских геополитиков также есть авторы, склонные считать цивилизационный конфликт основной линией разлома современного мира. Так, С.Переслегин пишет о столкновении «этно-культурных плит», т. е. цивилизаций в пространстве этнических групп, которое почти всегда сопровождается открытой вооруженной борьбой[70]. А.С.Панарин рассматривает вестернизацию, т. е. глобальное распространение западной культуры как геополитический процесс, угрожающий международной стабильности[71]. Становление порядка в мире эти исследователи связывают с достижением геополитического баланса между цивилизациями. Следует, однако, признать, что государственно-центричный подход в современной геополитике далеко не исчерпал себя[72].

В-третьих, появилось альтернативное направление геополитики – критическая геополитика, представители которой предлагают принципиально новый взгляд на мировую политику[73]. По теоретическим и методологическим основаниям эта школа близка к постмодернизму. Она критикует традиционную геополитику за схематизм, упрощенчество и обслуживание интересов правящих классов. Необходимо отказаться от дихотомного подхода, искусственно разделяющего мир на категории «римленд - хартленд», «земная власть - морская власть» и т. п. Критические геополитики в своем анализе учитывают условия новой реальности, вызванные глобализацией, информатизацией, обществом риска, порождающие амбивалентность, неопределенность, бесформенность и безграничность современного мира, который уже не привязан к отделенной государственными границами территории[74].

Основная угроза международному порядку, по их мнению, исходит уже не от государств, а от транснациональных сил – организованной преступности, терроризма и т. д. Поэтому растущий хаос в глобальном трансграничном пространстве можно преодолеть лишь совместными усилиями государственных и негосударственных акторов, создав всемирную систему регулирования международных процессов[75].

 Наконец, в рамках неореалистской парадигмы в конце 1980-х гг. появилась геэкономика[76]. Представители этой школы убеждены, что современное международное соперничество определяется не военно-политическими, а экономическими факторами. Каждое государство стремится, прежде всего, укрепить свой экономический потенциал, а ведущие державы – доминировать в глобальной экономике[77]. В отличие от геополитики в сфере геоэкономики субъекты международных отношений нацелены не на ослабление конкурентов, а на усиление своих позиций[78].

 Поэтому международный порядок видится перечисленным авторам как «порядок экономический – Pax Oeconomicana»[79]. Под ним понимается баланс между геоэкономическими полюсами или экономическая гегемония одного государства, обеспечивающие равновесие международной системы.

Подводя итоги анализу эволюции реалистской парадигмы (от классического реализма к структурализму), следует признать, что ее сторонникам удалось вести большой вклад в развитие ТМО, в частности, выявить значение национальных интересов для определения внешней политики государств. Они показали, что несовпадение интересов, стремление ведущих держав расширить свое влияние в мире угрожает стабильности, неизбежно вызывает конфликты субъектов мировой политики, включая вооруженные. Реалисты оказались правы и в том, что военно-политические факторы являются важным средством упорядочения международной системы, а ядерное сдерживание позволяет предотвращать войны между мировыми державами.

Сохраняет актуальность вывод реалистов о том, что государства играют главную роль в поддержании международного порядка. По мере эволюции реалистская школа (в ее структуралистском варианте) пришла к осознанию значения системных механизмов обеспечения порядка, пониманию того, что в одиночку государства не в состоянии защитить свои национальные интересы.

Главный упрек, который можно сделать реализму состоит, на наш взгляд, в односторонности и негибкости, неверии в возможность ослабления антагонизмов в мире, чрезмерном акценте на военно-силовые факторы внешней политики, недооценке других механизмов поддержания стабильности в мире. Между тем в настоящее время в условиях глобализации эти механизмы, прежде всего, экономические выходят на первый план. Сейчас экономическая взаимозависимость, материальная заинтересованность в формировании институтов сотрудничества более эффективно предотвращают международные конфликты, чем бряцание оружием, а выгода от торговли превосходит дивиденды от захвата чужой территории.

Поэтому критики реализма не без основания отмечают его консерватизм, неспособность заметить глубокие перемены, происходящие в мире (появление новых международных акторов – ТНК, общественных движений, организаций; усиление взаимозависимости государств под влиянием глобализации; формирование элементов планетарного сознания и т. д.). Эти изменения показывают, что формируются экономические, институциональные и ценностные основы стабильного функционирования международного порядка, что государства перестают быть единственным инструментом, регулирующим международные отношения.

Не удивительно, что после безусловного доминирования в 1940-е – 1980-е гг., реалистская парадигма вступила в теоретический кризис - мирный демонтаж биполярного баланса сил показал несостоятельность рассуждений реалистов об абсолютной антагонистичности интересов государств. Однако, несмотря на трудности, политический реализм рано списывать со счетов. Во-первых, наблюдается его возрождение в России. Во-вторых, противоречивый характер глобализации, выражающийся в усилении нестабильности в мире, обострении международных конфликтов, усиливает позиции реалистской парадигмы.

Однако нам ближе подход тех политологов, которые считают, что необходим синтез всего лучшего, что содержится в каждом направлении ТМО. Так, Р.Кохэйн отмечает: «Для решения научных проблем надо надлежащим образом связать воедино имеющиеся теории и их элементы… Следует сдерживать склонность к развязыванию «войны парадигм»»[80]. С ним согласен С.Смит: «Для понимания международных отношений необходимо иметь дело со всеми тремя традициями (либерализм, реализм, марксизм – М.П.)… Не истина являлась атрибутом каждой из традиций, а диалог между ними»[81]. Мы также считаем, что межпарадигмальный подход является наиболее перспективным для глубокого и всестороннего анализа мировой политики и выработки приоритетов эффективной внешнеполитической деятельности в XXI веке.

 

Литература.

 

1.                  Антонович И.И. Геополитические вызовы России и миропорядок XXI в. М., 2007.

2.                  Арон Р. Мир и война между народами. М., 2000.

3.                  Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 2006. С. 50.

4.                  Бжезинский З. Выбор: мировое господство или глобальное лидерство. М., 2004. С. 210 – 274.

5.                  Введение в геоэкономику / Труханов В.И., Лякишева И.Н., Измалков С.А. Ставрополь, 2006.

6.                  Дугин А. Конспирология. М., 2005. С. 300.

7.                  Жан К., Савона П. Геоэкономика: господство экономического пространства. М., 1997. С. 11 – 12.

8.                  Залевски М., Энло С. Вопросы идентичности в международных отношениях // Теория международных отношений на рубеже столетий. / Под ред. К.Буса и С.Смита. М., 2002. С. 303.

9.                  Исаев Б.А. Геополитика. М., 2006. С. 23.

10.              Кочетов Э.Г. Геоэкономика: освоение мирового экономического пространства. М., 2006.

11.              Мальцев Г.К. Роль геополитики в теории международных отношений // Методология и теория международных отношений (материалы «круглого стола») / Редколл.: Мировая политика и международные отношения / Под ред. С.А.Ланцова и В.А.Ачкасова. М., 2007. С. 83.

12.              Моргентау Г. Политические отношения между нациями: борьба за власть и мир // Теория международных отношений: Хрестоматия. / Сост., науч.ред. и коммент. П.А.Цыганков. М., 2002. С. 78.

13.              Мэхэн А. Влияние морской силы на историю. СПб., 1895.

14.              Неклесса А.И. Геоэкономическая система мироустройства // Глобальное сообщество: Картография постсовременного мира / Рук.проекта. сост. и отв.ред. А.И.Неклесса. М., 2002. С. 327.

15.              Панарин А.С. Принципы развития и геополитические стратегии России // Геополитика: классика и современность / Сост.: В.И.Буренко, А.А.Королев. М., 2006. С. 237 - 238.

16.              Переслегин С. Самоучитель игры на «мировой шахматной доске»: основные понятия геополитики // Классика геополитики. XIX в. / Сост. К.Королев. М., 2003. С. 897.

17.              Рамоне И. Геополитика хаоса. М., 2001. С. 111 – 121.

18.              Ратцель Ф. Политическая география // Землеведение. 1898. Кн. 1 – 2.

19.              Российская наука международных отношений / Под ред. А.П.Цыганкова, П.А.Цыганкова. М.,2005. С. 108.

20.              Терновая Л.О., Марчук Н.И., Никуличев В.М. М., 1998. С. 38 – 39.

21.              Уткин А.И. Новый мировой порядок. М., 2006.

22.              Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2006. С. 239.

23.              Хаусхофер К. О геополитике. Работы разных лет. М., 2001.

24.              Цыганков П.А. Теория международных отношений. М., 2005. С. 48.

25.              Agnew J., Corbridge S. Mastering Space. L., 1995.

26.              Agnew J. Geopolitics. L., 1996.

27.              Buena de Masquita B. Systemic Polarization and the Occurrence and Duration of War // The Journal of Conflict Resolution. 1978. Vol. 22. June. PP. 241 – 267.

28.              Bull H. The Anarchical Society. Houndmills, 2002.

29.              Carr E. The Twenty – Years Crisis, 1919 – 1939. L., 1939.

30.              Dodds K. Geopolitics in Changing World. Harlow etc., 2000.

31.              Flint C. Changing Times, Changing Scales // Reodering the World: Geopolitical Perspectives on the 21th Century / Eds. by G.Demko and W.Wood. Boulder, 1999. P. 33.

32.              Friedman T. The Lexus and the Olive Tree. N.Y., 1999.

33.              Gilpin R. The Richness of the Tradition of Political Realism // Neorealism and its Critics / Ed. by R.Keohane. N.Y., 1986. P. 304.

34.              Gray C. World Politics as usual after September 11 // Worlds in Collision: Terror and Future of Global Order / Ed. by K.Booth and T.Dunn. Basingstoke, 2002. PP. 226 – 234.

35.              Hall J., Paul T. Preconditions of Prudence: A Sociological Syntesis of Realism and Liberalism // International Order and the Future of World Politics / Eds. by T.Paul and J.Hall. Cambridge, 2001. PP. 68 - 76.

36.              Heginbotham E., Samuels R. Merchantile Realism and Japanese Foreign Policy // International Security. 1998. Vol.22. #4. PP. 171 – 203.

37.              Hoffman S. Janus and Minerva. Boulder and L., 1987. PP. 108 - 111

38.              Hulsman J. A Paradigm for the New World Order. Houndmills, 1997. P. 38.

39.              Jervis R. Realism, Neoliberalism and Cooperation // International Security. 1999. Vol. 24. #1. PP. 42 – 63.

40.              Kaplan M. The System Approach to International Relations // New Approaches to International Relations / Ed. by M. Kaplan. N.Y., 1968. P. 387.

41.              Kindleberger Ch. The World in Depression: 1929 – 1939. Berkeley, 1973; Gilpin R. War and Change in World Politics. N.Y., 1981.

42.              Luttwak E. The Endangered American Dream. N.Y., 1993.

43.              Mackinder H. The Democratic Ideas and Reality. N.Y., 1944 etc.

44.              Mearsheimer J. Back to the Future // International Security. 1990. Vol. 15. #1. PP. 5 - 56

45.              Mearsheimer J. Tragedy of Great Power Politics. N.Y., 2001. P. 21.

46.              Morgenthau H. Six Principles of Political Realism // International Politics: Enduring Concepts and Contemporary Issues / Eds. by R.Art, R.Jervis. N.Y., 2005. PP. 7 – 14.

47.              Morgenthau H. The Decline of Democratic Politics. Chicago and L., 1969. P. 92.

48.              Niebuhr R. Moral Man and Immoral Society. N.Y., 1974; Kennan J. The Fatfull Alliance: France, Russia and the Coming of the World War. N.Y., 1984.

49.              O’Tuathail G. Critical Geopolitics. Minneapolis, 1996.

50.              O’Tuathail G. Understanding Critical Geopolitics // The Journal of Strategic Studies. 1999. Vol. 22, #2-3. P. 109.

51.              Rethinking Geopolitics / Eds. by G. O’Tuathail, S.Dadly. L., 1998.

52.              The Globalization of World Politics. / Eds. by J.Baylis and S.Smith. Oxford, 2005. P. 176.

53.              Thurow L. Head to Head: The Coming Economic Battle among Japan, Europe and America. N.Y., 1992.

54.              Van Era S. Primed for Peace: Europe after the Cold War // International Security. 1991. Vol. 15. #3.

55.              Waltz K. Globalization and American Power // The National Interest. 2000. Vol. 59. Spring. P. 48.

56.              Waltz K. Ibid. PР. 45 - 46.

57.              Waltz K. The Continuity of International Politics // Ibid. PР. 348 – 353.

58.              Waltz K. Theory of International Politics. Reading, 1979. P. 102.

59.              Wayman F. Bipolarity and War // The Journal of Peace Research. 1984. Vol. 21. #1. PP. 61 – 78.

 

Поступила в редакцию 14.08.2008 г.