Исламские понятия как средство художественного выражения в творчестве Насими

 

Бабаев Ханали,

кандидат филологических наук,

Институт литературы им. Низами Национальной Академии Наук Азербайджана.

 

Насими, подразумевая семь линий на лице человека (две брови, четыре ресницы, одна линия волос), в этом исламском понятии видел божественное совершенство. Хуруфиты утверждали, что на лице человека были отражены все аяты Корана. В этом смысле строка - «Həqq –kitabı üzün bəyanidir, ünzüruni be­surəti-rəhman» - очень характерна. То есть: «Человек, Коран есть изложение тво­его лица, зрите нас в обличии Рахмана (Аллаха)». В другом же месте ли­ри­­­ческий герой поэта непосредственно объявляет себя самым совершенным че­ловеком.

Sirri ənəlhəq söylərəm aləmdə,pünhan gəlmişəm,

Həm həqq derəm, həqq məndədir, həm xətmi-insan gəlmişəm.

Həm Lövhü Tövrati Zəbur, İnciliü Qurani Şühəf,

Həm mən kəlami-natigəm,həm cəmi Quran gəlmişəm.

Həm ayəti-rəhman mənəm,həm rəhməti-rəhman mənəm,

Həm vəhyi-mütləq söylərəm,həm nuri-yəzdan gəlmişəm.

В 31-33-х аятах суры «Багара» говорится: «Господь Всевышний указал Адаму все названия, имена. Затем, показав ангелам все, что имеется на Земле, ска­­­зал: «Если вы честны, то назовите мне их имена». – « Ты превыше все­го. Мы ничего не знаем, кроме того, что Ты поведал нам. Воистину всез­наю­щий, муд­рый лишь Ты». И тогда сказал Аллах: «Адам, назови им эти име­на». Ког­да Адам перечислил, Аллах сказал: «Разве я не говорил, что лишь мне ве­домы невидимые тайны небес и земли, лишь я знаю ваши внешние и внут­ре­н­ние сокрытые черты». Арабский оригинал выражения «Научил всем ­наз­ва­­н­иям, (именам)» - «əlləməl-əsmaə» у Насими обработан следующим об­ра­зом:

Surətindən zahir oldu mənayi zati-əhəd,

«Əlləməl-əsmaə» vü «Taha»dır üzün Nuri «Düxan».

«Taha» и «Düxan» названия сур, взятые из Корана.

Согласно хуру­физ­му, символы всех вещей и их разгадки связаны с циф­­рой и буквами 28. Из­вестно, что персы для выражения звуков родного пе­р­сидского языка добавили в арабский алфавит еще четыре буквы: p, g, j, ç-всего 32 буквы. Насими также, обожествляя цифру 32 и сравнивая ее ко­ли­чес­твом зубов, пишет:

Dişlərin əksi Nəsiminin gözünə düşəli,

Bəhreyn olduvü lölöi şəhvar andadır.

Исследователь Мамедали Аскеров так трактует это двустишие: «Наси­ми, в твоих, подобно двум морям, глазах светится отображение зубов Наи­ми (глаза Насими узрели и осознали буквы, внушаемые тобой), он прев­ра­тил­­ся в океан знаний и науки. Подобно большим океанам, в которых водятся жем­­чу­жи­­ны, нынче в его, напоминающем Океан теле, в его естестве имеются са­­мые до­­рогие, подобающие шахам, чистые, большие, несравненные и прек­рас­ные жем­­чуга». То есть, он усвоил основы 28(32) букв, исповедуемых ху­ру­физ­мом. Одновременно с заслугами покойного литературоведа в этой области сле­дует отметить, что, видимо, в тех самых трактовках согласно атеисти­чес­ко­­­му духу социалистического периода, принципу партийного искусства мар­к­­сис­­тско-ленинской эстетики Насими иногда преподносился как безбожник, ма­­териалист. Например, обратим внимание на примечания, написанные к бей­­там Насими на 293 странице «Иракского диван» а: «Когда Насими упо­ми­­на­ет имя Корана, он не подразумевает ее именно как свою и мусульман свя­щен­ную книгу, а именно на основе ее поэтическими и философскими те­зи­са­ми ут­верждает идеи хуруфизма, идею Высшего назначения человека, выс­ше­го су­щества на Земле, способность человека, осознающего свою сущность и воз­­­­вышающегося до уровня Бога, называть себя «энэлхэг» - «я есть истина», «я есть аллах». Насими искал проявление Корана, его начало «Фатихэ» (müs­həf-книга, коран, səbul-məsani - «7 парные»- аяты этой суры, həmd-восхва­ле­ние, молитва, ümmulkitab-матерь книг) в облике человека, в его сущности. Его утверждения о Коране составляли полное противоречие с правилами, за­ко­нами не только своего времени, но и исламского мира. Такие наши клас­си­ки, как Хагани, Низами, Хатаи, Физули обращались к Корану и использовали в своих стихах соответствующие суры и аяты. Но никто из этих поэтов не упо­­минал Коран столько раз и не имел такого противоречивого отношения к не­­му, как Насими». Конечно, трудно согласится с последним высказыванием. Ху­руфизм Насими, его пантеизм вовсе не противоречат основам ислама, Ко­ра­ну. Поэт, воспевающий высшее предназначение человека, его высшую сущ­ность, использовал все религиозные исламские понятия как средство худо­жес­­твенного, переносно-смыслового выражения.

Казнь Насими, наверное, была связана не только с суфизмом. Ведь и до и после Насими существовали поэты-суфии, преследуемые в той или иной сте­пени. Но никто из них не пережил трагедию Насими. Так видный русский вос­­токовед И.С. Брагинский отмечает, что многие слова и выражения, упот­реб­­л­яемые в стихах иранского поэта Хафиза Ширази, в его время были трак­то­­ваны совершенно в ином смысле и сегодня понятие их начальных символи­чес­ких значений для нас представляет трудность. Профессор Газанфар Паша­ев справедливо добавляет, что «Произведения Хафиза никогда не зап­ре­ща­лись, поэт никогда не преследовался и еще при жизни к его произведениям пи­сались многотомные толкования. Тогда запрещенные произведения На­си­ми, преследуемые в темные века, были лишены подобных толкований, при­ме­чаний» [2, 10].

 На самом деле, как указывает академик Хамид Араслы, «Передовые идеи Насими встречали ожесточенное сопротивление со стороны представи­те­­лей реакционного духовенства. Насими объявляли безбожником, его пан­те­ис­ти­ческие мысли трактовались превратно. Именно поэтому Насими пы­тал­ся рас­пространять свои идеи, мысли посредством широкого употребления ре­­ли­ги­озных выражений. В своих стихах он, в первую очередь, изобличает лжи­вых представителей духовенства. Утверждение красот жизни и мысли, при­зы­­вающие к ним, отличали его от своих современников» [1, 8-9].

Поэтому, исходя из этого, исламское просветительство в творчестве На­си­­ми должно найти свою истинную, правильную оценку. Потому что его ди­дак­­­тические и написанные в духе любовной лирики стихи, произведения, пос­вя­­щенные описанию природы и соответствующие догмам исламской ­ре­ли­гии, призывали к жизни, знаниям, разуму, духовности, возвышенности. Поэт од­новременно создавал произведения, показывающие жестокость и неспра­ве­д­­ливость высшего сословия, грабительство завоевателей и про­да­ж­ность, дву­­ли­чие духовенства, прислуживающего им. Насими призывал своих сов­ре­мен­ни­­ков к знаниям, к изучению тайн мироздания и вселенной, хотел освобо­дить их от оков неведения. Философ-поэт не был противником ислама, Ко­ра­на, он был противником безнравственных мулл, ахундов, шейхов, которые вмес­­то распространения истинных ценностей религии были поборниками ре­ли­­­­гиозных крайностей, внешних формальностей и закостенелости. Он воспе­вал человека и как высшее существо, указанное в Коране, изображал его во всей красе:

Ey cəmalın qul hüvəllahi əhəd,

Surətin nəqşidir allahüs-səməd,

Bir ucu zülfün əzəl,biri ədəb,

Hüsnünə şeytan imiş mən lasəcəd.

В этом рубаи Насими посредством аята 112-й суры «Ихлас» - «скажи, что Аллах един и не нуждающийся» показывает проявление Аллаха в облике че­ловека:

 «Человек, твой облик это аят «qul hüvəllahi əhəd», твой лик это аят «al­la­­hüs-səməd». Концы твоих волос – это вечность и первозданность. Лишь дья­вол не преклонил колена пред твоей красотой:

Məndə sığar iki cahan mən bu cahana sığmazam,

Gövhəri-laməkan mənəm,kövnü məkanə sığmazam.

В понятии Насими «iki cahan» (два мира) подразумевается этот матери­аль­ный и потусторонний мир. Здесь, основывающаяся на исламе хуруфитская идея, нашла свое поэтическое выражение. Поэт говорит, что человек-хуруфит, дос­­тигший совершенства, возвысившийся до уровня Аллаха, и сам является сок­ровищем вне всякого пространства. То есть и его местоприбывание, по­добно Аллаху, неизвестно. Если кроме Аллаха ничего не существовало и мир был создан словом «kün» (будь!), значит оба мира вне сущности Бога. Аллах же не вместим в этот мир, даже иной мир не сможет вместить в себя его сущ­ность. Помимо этого, согласно исламу у Аллаха нет специального вмес­ти­лища, он вездесущ.

Таким образом, Насими как поэт делает художественно-логическое зак­лю­­чение, что он сам сокровище без пространства, что он сам Аллах без вмес­­ти­лища и подобно ему является величественным. Как Аллах не может вмес­ти­ться в этот и иной мир, также и я, подобно ему, не могу вместиться в эти «оба мира».

Можно сказать, что во всех двустишиях, а порой во всех строках сти­хов Насими встречаются слова и выражения, связанные с исламом и Кора­ном. Несомненна их сила воздействия в первичном смысле на чувства, соз­на­ние и верование читателя.

Allahu əkbər,ey sənəm,hüsnünə heyran olmuşam,

Qövsi-qüzehdi qaşlarin,yayinə qurban olmuşam.

Yüzündürür cənnət gülü,saçın həqiqət sünbülü,

Eşqində mən bülbül kimi aləmdə dəstan olmuşam.

...Dəvi mənəm,qazi mənəm,münkir mənəm,razi mənəm,

Dağ ilə həm yazi mənəm, mən külli-dövran olmuşam.

Sahibi-Quran qüdrətəm,yaqutu-kani-vəhdətəm,

Şirin ləbini yad edib sər ta edib qədəm can olmuşam.

Эта газель, чьи поэтические качества еще более усилены худо­жес­твен­но-обтекаемыми внутренними рифмами, прежде всего, привлекает внимание си­­лой воздействия на исламскую, религиозную веру читателя. Художес­твен­но-литературные приемы и переноски, используемые поэтом, в целом прев­ра­­­щаются в образное отражение любовных отношений и как человека веру­­ю­­щего возвышает лирического героя в наших глазах.

Насими, как поэт, как мастер словно «растворяет» исламские понятия в системе многослойных образов, открывая в них поэтические качества, выра­жа­ет свой лирический «смысл» в совершенно иной, новой плоскости. Гип­ер­­болы, созданные в эти минуты, обретают идейно-эстетический смысл. На­при­мер:

Dinim dünəşi,dünyada imanım, əfəndi,

Aləmlər ümidi, məhi-təbanım, əfəndi.

 

Möcüzat əhli ki, yazılı ilə surətinə,

«Lövhi-məhfus» ilə Quran dedilər, gerçək imiş.

 

Verməz səni min cənnətü min hurə Nəsimi,

Sən aşiqə həm cənnətü həm huri cinasan.

 

Qiblədir üzün, nigara, qaşlarin mehrablər,

Surətin müshəf, vəli, miskin-saçın erablər.

Как видно из исследования профессора Д.Гахраманова «Лексика ди­ва­на Насими» (Баку, «Элм», 1970) язык поэта очень богат. Здесь арабские, пер­сид­ские, архаичные турецкие слова, наряду с тонким смыслом, обретают раз­лич­ные суфистские оттенки. Слова и выражения, связанные с исламом, Ко­ра­ном, да и вообще с религией, в сборном виде нашли свое место в поэти­чес­ком словаре Насими. Например:

Canımı «anəstunar»ən şövqünə yandırma kim,

Olmuşam Musa kimi müstaqi-didar, iştə gör!

«Anəstunarən» означает «Я вижу огонь». Существует религиозное пре­да­ние, нашедшее также свое отражение в Коране, согласно которой пророк Мо­­исей со своей семьей ночью пребывает в пути. У его беременной жены Са­­­фуры начинаются схватки. Моисей не может добыть огонь с помощью крем­­­ния и начинает искать огонь. Его внимание привлекает огонек вдали. Он го­ворит своей семье, что и в самом деле видит огонь - «Anəstunarən». Пойду и при­несу его вам. А семья очень нуждалась в огне. Когда пророк Моисей приб­­лижается к огню, то видит горящее зеленое дерево. Но огонь не при­чи­ня­­ет никакого вреда дереву. Это вызывает у него изумление. Вдруг дерево за­г­о­­­варивает: «Моисей, сними башмаки и подойди сюда. Знай, что это я подвел те­бя к пророчеству. Нет Аллаха кроме меня. Поклоняйтесь мне, вовремя со­вер­­­шайте намаз! Настанет время Судного дня. А когда это наступит, я дам вам знать». Поэт, обращаясь к своему наставнику Наими, говорит:

Nəsimi çəkdi qəm «anəstunarən»,

Özü dedi, nə qılsın bu filanım.

Здесь проводится очень красивая художественная параллель: Как Мо­и­­­сей хочет увидеть своего Аллаха, так и я жажду увидеть Фазлуллаха.

Canımı «anəstunarən» şövqünə yandırma kim,

Olmuşam Musa kimi müstaqi-didar, iştə gör.

Великий мастер, чьи произведения значимы с точки зрения исламского про­с­ветительства, настоящую, истинную оценку своей поэзии видит в оби­те­ли Аллаха. Насими рассматривает свои стихи как трактовку Божественного све­­та:

Nəzmi Nəsiminin yəgin Allahi nurun şərhidür,

Ol nuru hər kim bilmədi,həqdın nəsibi nar imiş.

Наверное, тех, кто не осознает этого, ожидает участь адского пламени. С другой стороны:

Elmi hikmətdən bilirsən,gəl bərü gəl, ey həkim,

Sən Nəsimi məntiqindən dinlə Fəzlullahı gör.

Из всех личностей исламской религии Насими больше всего описывает Хазрата Али, неоднократно воспевает его неординарные качества:

Mən Nəsimiyəm ki, mədhi-şahi-mərdan söylərəm,

Lafətə illa Əli, la seyfə illa Zülfüqar.

Вторая строка с арабского переводится следующим образом:

«Не найдутся молодцы равные Али, не найдутся сабли, подобные Зуль­фу­кару». В этой мысли являющимся хадисом пророка Мухаммеда дана оцен­ка той роли, которую занимал Хазрат Али в истории Ислама. А другие его сти­­хи начинаются следующим двустишием:

Gəl, ey mömin mənim canım Əlidir,

Nə can, kim bil ki, cananım Əlidir.

От­ношение к первому имаму шиитов находит свое высокое поэти­чес­кое выражение:

Nəsimiyəm, Əli mədhin oxuram,

Ki, bülbül-Gülüstanım Əlidir.

Таким образом, как видно, исламское мироощущение, мышление, вера в самой сути, основе поэзии Насими.

 

Литература

 

1. Насими И. Избранные произведения. Баку, Азернешр, 1973.

2. Насими И. Иракский диван. Баку, Язычи, 1987.

3. Гулузаде М. Поэт великих идеалов. Баку, Элм, 1973.

4. Гахраманов Д. Лексика дивана Насими. Баку, Элм, 1970.

5. Сборник статей «Насими», Баку, Элм, 1973.

 

Поступила в редакцию 24.11.2009 г.