ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

Феномен понимания: способ реализации

 

Ковалева Светлана Викторовна,

кандидат философских наук, доцент кафедры философии Костромского государственного технологического университета.

 

В предлагаемой статье рассматривается метод, который помогает актуализировать понимание как исходный феномен мышления человека. «Именно в понимании выражается участие мышления в регуляции деятельности, - пишет академик А.А. Брудный. – «Мыслить человек начинает, когда у него появляется потребность что-то понять» - это формула аксиоматична. Способность понимать окружающий мир, других людей и самого себя составляет необходимое условие реализации сущностных сил человека как родового существа»[1]. Однако следует заметить, что очень сложно научиться формировать понимание в повседневной действительности. Это связано с тем, что окружающий человека мир не находится в статически завершенном состоянии, однозначно определенном структурными отношениями бытия. Мысль об этом на философско-герменевтическом уровне выразил В.В. Налимов в произведении «Реальность нереального»: «Бытие выступает перед нами как Текс, семантику которого мы хотим узнать, осознать, пережить. И если Мир воспринимается нами как Текс, то Время – это только грамматика этого Текста... Время само по себе не имеет самостоятельности Бытия – оно существует только как его организующее начало»[2].

Довольно примечательным является тот факт, что несколько ранее Я.Э. Голосовкер, размышляя над взаимосвязью мира природы и мира культуры, приходит к подобному выводу: « «Постоянства природы» как мира явлений суть относительные постоянства, повторяющиеся, перспективные. Это суть формы вещей, формы движений и течений процессов или формы отношений между вещами и процессами... Эти «постоянства природы» подчинены всеобщему закону изменчивости, основоположному закону природы, который в форме диалектической логики имеет выражение – закон «постоянства-в-изменчивости»[3]. Если согласиться с утверждением В.В. Налимова о том, что природа как «текст ... имеет две ипостаси – дискретную (семиотическую) и континуальную (семантическую)»[4], то постижение семиотического смысла текста соответствует деятельности научного познания. Такое познание практически осуществляет реализацию классического принципа тождества между мышлением и бытием на основе законов «здравого смысла», дискретно определяя развертывающийся диалектический закон развития природы, обоснованный Я.Э. Голосовкером, – закон «постоянства-в-изменчивости». В этом случае человек, в качестве носителя познавательных способностей, направленных на объект, которым является мир природы, непрерывно-континуальную, сущностную связь явлений разрывает, тем самым искусственно прекращая процесс движения и развития материально-предметной реальности. Неслучайно и сам человек благодаря такому способу восприятия мира развивается только как субъект познания, содержанием которого являются объективные, общезначимые, совместные знания об окружающей действительности.

Однако процесс выработки знания о мире вне человека не затрагивает его сущностные способности, вследствие чего центричность личностного начала остается не актуализированной, лишь потенциально присутствующей в сознании человека. Таким образом, первоочередной задачей для формирования человека как личности становится не процесс познания мира природы, направленный на приобретение семиотического смысла-знания о нем. Совершенно иная интенциональность сознания определяет его организованность относительно личностного центра бытия, и такая направленность осуществляется вглубь отношений между человеком и миром на постижение семантического смысла-понимания. В этом случае удобнее рассматривать не постоянно меняющийся природно-материальный мир, динамика которого, как правило, не соответствует динамике нашего сознания (последнее несколько отстает)[5], а мир культуры.

Мир культуры представляет собой совокупность художественных текстов, которые «несмотря на всю их уникальность – только переводы с одного и того же Текста <природы>»[6]. Тексты культуры как смысловая последовательность знаков или образов, развернутая во времени, есть, не что иное, как семиотическая дискретность, ограниченная временем существования отдельных личностей-творцов. Другим словами, художественные тексты – это согласованная совокупность знаков, статически определяющая континуальность мыслящего потока сознания автора, в котором смысл предстает в форме образа, реализация которого осуществляется различными способами, зависящими от природных склонностей творца. Мир текстов культуры – это «поле понимания» (А.А. Брудный), процесс постижения и творческого преобразования которого характеризуется, согласно Я.Э. Голосовкеру, диалектическим законом «изменчивости-в-постоянстве». Поясняя смысл данного закона, Я.Э Голосовкер пишет следующее: «Только в культуре есть абсолютное, то есть чистое постоянство... Для человека высшая идея постоянства – бессмертие. Только под углом зрения бессмертия возможно культурное, то есть духовное творчество... Все высшие идеалы и вечные идеи суть в своем негативном значении не что иное, как протест высшего инстинкта против изменчивости и прехождения природы и истории. В своем положительном значении все высшие идеалы и вечные идеи суть не что иное, как утверждение постоянства в символах бессмертия и абсолюта. Они суть смыслообразы культуры»[7].

Процесс понимания и творческого созидания образа реальности в художественных текстах коренным образом отличается от процесса познания этой реальности на основе законов «здравого смысла». В основании реализации творческого стремления человека лежит логика воображения или, по Я.Э Голосовкеру, имагинативная логика. Фундаментальным законом этой логики является закон «неисключенного третьего». Сущность этого закона сводится к следующему. Каждый человек уникален по восприятию мира, по способу его переживания, по реализации принципа свободного выбора тех возможностей, которые в бессознательной сфере предстоят как смысловые варианты идеи мира. В связи с этим бессмертие как образ вечного постоянства различными людьми будет воспроизведено самостоятельно и самобытно. Однако это не значит, что истинно значимым будет либо одно творческое событие, либо другое, как того требует рассудочная логика согласно третьему закону Аристотеля. Если оба события ценностно значимы, хотя и различаются по способу реализации, то, несмотря на это, они имеют равные права на существование в мире культуры. В этом случае, имагинативная логика обосновывает третий вариант, который исключен в логике «здравого смысла».

В мире культуры ценность творения рассматривается по такому качественному признаку, который раскрывает сущностное участие человека в процессе созидания. Согласно М. Буберу, значимое, подлинно духовное произведение искусства возникает вначале как «образ, предстоящий человеку, <который> хочет стать через него произведением. Этот образ – не порождение души его, но то, что явилось пред ним, подступило к нему и взыскует его созидающей силы. Здесь все зависит от сущностного деяния человека: если он осуществит его, если изречет всем своим существом основное слово явившемуся образу, то изольется поток созидающей силы, возникнет произведение»[8]. Сущностное участие человека в воплощении предполагает нравственное, глубоко личностное восприятие образа, содержащего в своей потаенности смысл, раскрытие которого пробуждает, актуализирует понимание как исходный феномен мышления личности, который в данном случае утрачивает свою потенциальность, впервые заявляя о себе реально.

Обретя постоянство в форме текста культуры, художественный образ реальности, запечатленный творцом, в мире культуры становится объектом интерпретации. В данном случае текст как предмет творческого исследования становится посредником между людьми, которые устремлены к диалогу друг с другом, не способному по каким-либо причинам состояться непосредственно. Это становится тем более понятным, если на основе анализа мыследеятельности, предпринятого В.Розиным, рассматривать объект интерпретации как статично структурированный образ, возникающий в результате построения схем мыследеятельности, которые «позволяют увидеть и воссоздать за определенным текстом (в тексте) интересующий интерпретатора предмет (реальность)»[9]. В этом случае, процесс построения схемы тождественен акту коммуникации человека, соответствующему диалогической ситуации при непосредственном общении. Тем самым «понимание текстов и трансляция их смысла оказывают значительное влияние на возникновение и развитие духовной общности между людьми»[10] – утверждает А.А. Брудный.

Таким образом, построение коммуникативных схем мыследеятельности относительно данного текста культуры, осуществленное ценителем, повторяет процесс движение мысли творца, только в обратном порядке. Если создатель текста культуры стремился воплотить понимание смыслообраза в знаковой согласованности художественного объекта, то знакомящийся с этим объектом ценитель осуществляет работу мысли от текста к смыслообразу, «при чем тот же самый текст (и это принципиально) допускает и другие интерпретации»[11], а, следовательно, и новые грани смысла. На эту особенность выявления непосредственного смысла из множества возможных, изначально присутствующих в образе как объекте интерпретации, указывает Я.Э. Голосовкер: «Логика образа как исчерпывание смысла целокупного образа раскрывается последовательным рядом единичных конкретных образов, как бы двигающихся по кривой смысла до ее замыкания в круг. Замыканием в круг исчерпывается смысл целокупного образа. Само логическое движение единичных конкретных образов по кривой смысла совершается часто по принципу противоположности»[12]. Таким образом, идея, возникающая как результат сущностного отношения человека к предмету интерпретации, содержит плюральность смысловых значений, которые становятся актуальными в процессе диалога или в процессе построения схем мыследеятельности. Реализация целостного образа осуществляется в пространственно-временном континууме, который объединяет противоположно понимаемые смыслы в единство идеи, тем самым еще раз подтверждая истинность закона «изменчивости-в-постоянстве», определяющем существование мира культуры.

В качестве практического примера исследования, которому посвящено обоснование метода анализа текстов культуры и которое изложено в настоящей статье, хотелось бы рассмотреть неоднозначность, плюральность понимания, возникающего в результате знакомства с рассказом Харуки Мураками «Зеленый зверь» [5]. Этот текст культуры был предложен для анализа студентам механического факультета специальности «Технология художественной обработки материалов». Предварительно в ходе прочтения рассказа были выявлены противоречия в повествовании, которые требовалось согласовать таким образом, чтобы, выстроив схему мыследеятельности, составить собственное понимание смысла текста. Наличие противоречий является необходимым условием, которое способствует формированию понимающего, соучастного (М.М. Бахтин) мышления, результатом деятельности которого выступает феномен понимания. Противоречия, выявленные в тесте, следующие: женщина услышала грохот внутри себя и после этого увидела зверя во вне; зверь выглядит живым, настоящим, но в реальной действительности нет похожего на него животного; зверь не противен женщине, даже симпатичен, но она испытывает к нему страх и убивает; будучи животным, зверь не способен мыслить как человек, хотя с женщиной вступает в диалог. Самый непонятный момент в тексте, это признание зверя – он вышел на поверхность, чтобы принести весть. Какую?

 

Никитина А.

Гр. 05-тхм-5

Мне кажется, тема, раскрывающаяся в этом тексте – тема борьбы человека со своим собственным страхом. Женщина сидела, смотрела на сад, на росший в саду старый дуб, который она воспитывала и любила, с которым она вместе росла и которому, скорее всего, доверяла все свои тайны и секреты. О чем-то задумавшись, она услыхала в своем сердце нарастающий рокот, который впоследствии сама же женщина и перенесла в реальность. Так о чем она задумалась? Мне кажется, что она думала о своей жизни, о том, что ею когда-то был совершен безнравственный поступок. Ощущая свое падение сердцем, женщина ищет возможность как-то исправить случившееся. Зверь, появившийся из-под дуба приходит ей на помощь, приносит ей какую-то древнюю весть как подсказку в решении трудного жизненного вопроса. Этот зверь является олицетворением сердца дуба, сердца ее друга, который все о ней знает – и хорошее, и плохое. Почему он приходит именно сейчас, именно в этот момент? Может, это какой-то переломный, решающий момент в ее жизни, скорее всего от ее выбора сейчас зависит вся ее дальнейшая жизнь и судьба. Зверь приходит не со злым умыслом, он хочет ей сделать предложение. Почему же она его не хочет слушать? Я думаю, что, размышляя над своей жизнью, женщина, ощущая в себе страх из-за вины перед кем-то, пытается этот страх побороть. Но вот появляется зверь, и она на него переносит свой страх, думая, что именно в нем зверь и повинен. Издеваясь над зверем, женщина избавляется от своего страха, тем самым лишается возможности понимания своего собственного внутреннего мира. Убивая зверя, женщина погасила в себе нравственный голос сердца в своей душе.

 

Вепрева Е.

Гр. 06-тхм-5

Я считаю, что этот рассказ о страхе, который испытывает каждый из нас. Страх перед будущим, страх перед чем-то неизвестным. Зверь, образно олицетворяющий дуб, с которым росла героиня, любила его, беседовала с ним и рассказывала ему свои секреты, пришел не со злым умыслом. Ради того, чтобы донести до женщины какую-то весть, он прошел через многое, сказав при этом, что со злым умыслом ему не удалось бы этого сделать. Повторяя несколько раз фразу, зверь высказывает тем самым просьбу о понимании, а женщина, не желая понять из-за присутствующего в ее сердце страха, чисто инстинктивно старается избавиться от зверя, убивая его. Страх возник в сердце женщины до того, как показался зверь, но она свое негативное состояние сама отождествила с ним. Мне кажется, что в образе зверя женщина увидела совесть, именно она для людей является вестником. Но, убив его, она фактически не захотела услышать голос своей совести, подавив его в себе страхом. Страх возникает из-за нежелания понимать, затем страх переходит в злость и ненависть, и когда он уходит, то после него не остается ничего. Лишь темнота…

 

Смирнова С.

Гр. 06-тхм-5

Каждый человек внутри себя имеет свой потаенный уголок, свой внутренний мир, содержание которого создаем мы сами. Нам там тепло, уютно, спокойно. Этот внутренний мир мы прячем за телесной оболочкой. В окружающих нас людях мы чаще всего и видим эту оболочку, потому что нам так удобно. Такое образное представление можно отнести к пониманию мира, Бога. Для нас есть только понятие, образ, сущность которого мы не знаем, или не хотим видеть. Но в один прекрасный момент мы приоткрываем щель между шторами нашего внутреннего мира и вдруг видим, что привычные для нас вещи становятся другими. Нам приоткрывается их сущность. Но все неизведанное, незнакомое вызывает в нас страх, который раскатами грома нарастает внутри нас. В двери нашего мирка стучится что-то новое…! А может это голос Бога? Он пытается проникнуть в наше сердце, открыть для нас истину, добро, любовь. И мы начинаем видеть, что зеленый дуб, с которым мы общались всю жизнь, имеет свои мысли, пахнет розами, и в нем течет сок инжира. Но этого всего так много для нас! Такой неземной, яркий свет, внезапно осветивший наше сознание, пугает нас, и мы всеми способами пытаемся избавиться от него. Ведь раньше нам жилось проще и легче. Мы не даем открыться полностью в нас нравственному чувству, давим его страхом, злыми мыслями. И тогда этот свет затухает. И снова в нас темнота…

 

Литература

 

1.                  Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М.: Лабиринт. 2005.

2.                  Бубер М. Я и Ты.//Два образа веры. М.: АСТ. 1999.

3.                  Голосовкер Я.Э. Имагинативный абсолют// Логика мифа. М.: Наука. 1987.

4.                  Голосовкер Я.Э Логика античного мифа. Цит по указанному в п.3 пр.

5.                  Мураками Х. Зеленый зверь// Призраки Лексингтона. М.: ЭКСМО. 2003.

6.                  Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. Реальность нереального. М., 1995.

7.                  Розин В.М. Семиотические исследования. М.: Университетская книга. 2001.

8.                  Brudniy A. A. Psychological Hermeneutics. Moscow: Labyrinth. 2005.

9.                  Buber M. I and You // Two views of believes. Moscow: AST. 1999.

10.               Golosovker Ya. E. Imaginative absolute // Logic if myth. Moscow: Science. 1987.

11.               Golosovker Ya. E. Logic of antic myth.

12.               Murakami Haruki. Green beast // Lexington host. Moscow: EKSMO. 2003.

13.               Nalimov V. V., Drogalina G. A. Reality of unreal. Moscow: 1995.

14.               Rozin V. M. Semiotic Researches. Moscow: University book. 2001.

 

Поступила в редакцию 17.02.2009 г.



[1] Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М.: Лабиринт. 2005. С. 23.

[2] Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. Реальность нереального. М., 1995. С.78.

[3] Голосовкер Я.Э. Имагинативный абсолют// Логика мифа. М.: Наука. 1987. С.121-122.

[4] Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. Реальность нереального. М., 1995. С.43.

[5] Согласно М. Буберу, человек как живое существо находится в постоянном процессе становления, сущность которого, определенная свободой, способна формироваться двойственным образом: в отношении Я-Оно и в отношении Я-Ты. «Я основного слова Я-Оно, - пишет М. Бубер, - то есть Я, которому не предстоит телесно Ты, но окруженное множеством «содержаний», обладает лишь прошлым и не имеет настоящего. Иными словами: в той мере, в какой человек удовлетворяется вещами, которые он узнает из опыта и использует, он живет в прошлом и его мгновение не наполнено присутствием». Я основного слова Я-Ты «встречает Бытие и Становление как свое пред-стоящее, всегда только как одну единственную сущность и всякую вещь только как сущность...Такое Я есть Я настоящего. Между Я и настоящим – обоюдность даяния; ты говоришь ему Ты и предаешься ему, оно говорит тебе Ты и предается тебе». Однако поистине трагично существование человека, ибо, несмотря на то, что основное отношение Я-Ты определяет сущностный, глубоко личностный центр человека, Бубер пишет о том, что: «Невозможно жить в чистом настоящем: не будь предусмотрено его преодоление, быстрое и основательное, оно изничтожило бы человека. Но можно жить в чистом прошлом, собственно, только в нем и возможно устроение жизни. Надо лишь заполнить каждое мгновение опытом и использованием, и оно перестанет жечь». Таким образом, в прошлом мы живем постоянно, приспосабливаясь к вечно убегающему и ускользающему от нас миру. Цитировано по: Бубер М. Я и Ты.//Два образа веры. М.: АСТ. 1999. С. 31, 47-48, 49.

[6] Налимов В.В., Дрогалина Ж.А. Реальность нереального. М., 1995. С. 27.

[7] Голосовкер Я.Э. Имагинативный абсолют// Логика мифа. М.: Наука. 1987. С. 125.

[8] Бубер М. Я и Ты.//Два образа веры. М.: АСТ. 1999. С. 29.

[9] Розин В.М. Семиотические исследования. М.: Университетская книга. 2001. С. 131.

[10] Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М.: Лабиринт. 2005. С. 109.

[11] Голосовкер Я.Э Логика античного мифа. Цит по указ. пр. С. 131.

[12] Там же. С. 49.

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.