Парадигмы образов, связанные с понятием «любовь» и их языковая репрезентация в англоязычной поэзии

 

Матвеева Анна Сергеевна,

аспирант МГУ имени М. В. Ломоносова.

Научный руководитель – профессор, доктор филологических наук

Задорнова Велта Яновна.

 

Изучение большого количества поэтических текстов позволило ученым прийти к выводу о том, что, несмотря на очевидную индивидуальность каждого поэта и разные способы художественной организации текста, наблюдается некоторая закономерность выражения сходных идей и понятий. Можно предположить, что поэтические образы не создаются каждый раз заново, а проходят через поэтические произведения, находя разное языковое выражение. Эта идея, которая уже присутствовала в некоторых более ранних работах, была развита Н. В. Павлович в ее книге «Язык образов. Парадигмы образов в русском поэтическом языке».

В своей книге Н. В. Павлович показывает, что поэты, которые жили в разные эпохи, создавали идентичные образы и использовали схожие метафоры для описания объектов или явлений. Поэты, чье творчество принадлежит к разным векам, могут использовать традиционные аналогии, но модифицировать их в соответствии со своим творческим видением. Это, по большей части, относится к глобальным абстрактным понятиям, которые чрезвычайно сложны и многомерны, например, «жизнь», «смерть», «время», «любовь», «красота» и т. п. Эти понятия наиболее часто подвергаются в поэзии образному переосмыслению. Согласно Павлович, частое использование некоторого типа метафоры позволяет говорить о метафорическом инварианте или парадигме, которая функционирует на концептуальном уровне. Парадигмы образов представляют абстрактные модели, по которым сближаются группы сходных образов[1]. Эти инварианты (или парадигмы образов) существуют, если можно так сказать, в поэтической картине мира и находят разнообразное языковое выражение. Парадигмы состоят из двух элементов: левый – это то, что сравнивается, а правый – это то, с чем происходит сравнение. Например, ЖИЗНЬ=ТЕАТР; СМЕРТЬ=СОН; ЛЮБОВЬ=БОЛЬ.

В этой связи уместно вспомнить работы Дж. Лакоффа, написанные им в соавторстве с М. Джонсоном и М. Тернером. Эти исследователи высказали мысль о том, что метафоры являются не только фактом языка, они пронизывают человеческое сознание. Кроме того, наше существование и поведение в большой степени определяется метафорами. Языковые метафорические уподобления основаны на концептуальных метафорах (“metaphoric concepts”, “conceptual metaphors”), существующие в понятийной системе языкового коллектива. В книге “Metaphors We Live By” рассматриваются концептуальные метафоры в обиходном английском языке, тогда как монография “More Than Cool Reason. A Field Guide to Poetic Metaphor”, написанная Лакоффом в соавторстве с Тернером, посвящена концептуальным метафорам в англоязычной поэзии. Следует отметить, что один и тот же термин «концептуальная метафора» Лакофф и Джонсон используют как для языка бытового общения, так и для поэзии. В моем исследовании я использую термин «парадигма образа», заимствованный у Павлович, чтобы разграничить метафорические аналогии, существующие в обычном языке и в языке поэзии.

В данном исследовании я изучаю парадигмы образов, связанных с понятием «любовь», в английской классической поэзии в диахронии, то есть в их историческом развитии. В ходе исследования я пыталась выяснить, когда некоторые «инвариантные метафоры» появились в английской поэзии, а также, какие изменения претерпело их языковое выражение на протяжении веков. Актуальность данного исследования определяется тем, что анализ и интерпретация поэтических текстов всегда представляли проблему. Несмотря на большую литературу по изучаемому вопросу, природа образа и понятия остается не до конца проясненной. Подход к рассмотрению парадигм образов с точки зрения их происхождения и исторического развития приводит к лучшему пониманию природы этого явления.

Мое исследование основано на работах английских и американских поэтов 14 – 20 вв.

«Любовь» считается одной из центральных тем поэзии всех народов и эпох. Английская и американская поэзия не является исключением из этого правила. Изучение поэтического материала позволило выявить здесь одиннадцать концептуальных метафор, или образных парадигм, которые связаны с понятием «любовь»: ЛЮБОВЬ=БОЛЕЗНЬ (LOVE IS DESEASE); ЛЮБОВЬ=БОЛЬ (LOVE IS PAIN); ЛЮБОВЬ=ПОТЕРЯ СВОБОДЫ (LOVE IS A LOSS OF FREEDOM); ЛЮБОВЬ=ОГОНЬ (LOVE IS A FIRE); ЛЮБОВЬ=ВОЙНА (LOVE IS WAR); ЛЮБОВЬ=СОН/ МЕЧТА (LOVE IS DREAM); ЛЮБОВЬ=СВЕТ (LOVE IS LIGHT); ЛЮБОВЬ=ВИНО (LOVE IS WINE); ЛЮБОВЬ=ЖИВОЕ СУЩЕСТВО (МУЖСКОГО РОДА); ЛЮБОВЬ=ИСТОЧНИК (LOVE IS A FOUNTAIN); ЛЮБОВЬ=БИЗНЕС (LOVE IS BUSINESS).

Традиционно поэтическое воплощение получает, как правило, несчастливая любовь и боль, ее вечная спутница, а также страдания, связанные с безответной любовью, уколы ревности, переживания разлуки и т. д[2]. Наиболее частотной в англоязычной поэзии, поэтому, является образная парадигма ЛЮБОВЬ=БОЛЬ.

Посмотрим, какие средства языкового выражения для образной парадигмы ЛЮБОВЬ=БОЛЬ избирали английские поэты на протяжении веков. Как отмечалось уже в работе В. Задорновой [Zadornova, 2004], парадигма ЛЮБОВЬ=БОЛЬ выражается в английской поэзии словом “pain” («боль») и его синонимами: “ache”, “smart”, “torment”, “agony” и др.: “The pain of loving you/ Is almost more than I can bear” (D. H. Lawrence. A Young Wife); “And in my heart how deep unending/ Ache of love!” (James Joyce. On the Beach at Fontana); “No torment is so bad as love,/ So bitter to my soul can prove” (Robert Burton. Anatomy of Melancholy).

Стилистически нейтральное существительное “pain” является самым распространенным и встречается практически у всех поэтов, стремящихся выразить в стихах природу любовных страданий. Слово “pain” в английском языке обозначает как физические, так и душевные страдания: pain =1. the feeling you have when part of your body hurts; 2. emotional or mental suffering, or a particular experience of this suffering. В творчестве Шекспира “pain” относится, скорее, к душевным мукам: “This will I send, and something else more plain,/ That shall express my true love's fasting pain” (Love's Labour's Lost, [IV, 3], Dumain, 1429); “This momentary joy breeds months of pain;/ This hot desire converts to cold disdain” (Rape of Lucrece, 738).

У современников Шекспира правый элемент парадигмы также чаще всего выражается словом “pain”, которое может наделяться эпитетами (например, “extreme pain”, “cruel pain”, “never-ceasing pain”), усиливающими и без того негативную окраску этого существительного: “When raging love with extreme pain/ Most cruelly distrains my heart” (Henry Howard, Earl of Surrey (1517-1547). The Lover Comforteth Himself With The Worthiness Of His Love): “The cruel pain did his forsake,/ And forthwith came to me” (Robert Herrick (1591-1674). Upon Love (IV)); “And tell the ravisher of my soul I perish for her love:/ But if she scorns my never-ceasing pain,/ Then burst with sighing in her sight, and ne'er return again!” (Thomas Campion (1567-1620). Devotion ii).

В творчестве некоторых поэтов 16 века можно наблюдать мотив жестокости возлюбленной, получающей удовольствие от страданий своего воздыхателя: “Loving in truth, and fain in verse my love to show,/ That She, dear She, might take some pleasure of my pain” (Sir Philip Sidney (1554 – 1586). Loving In Truth, And Fain In Verse My Love To Show); “Her eyes look lovely and upon them smile:/ That they take pleasure in her cruel play,/ And dying do themselves of pain beguile…” (Edmund Spenser. Sonnet XLVII).

Сладость любовных мук отмечается и Джоном Уилмотом (John Wilmot, 17 век) в стихотворении While on those lovely Looks I gaze, где этот мотив находит косвенное выражение с использованием других языковых средств: “Whose Heart, broke with a Load of Love,/ Dies wishing and admiring”. В других стихотворениях поэт использует оксюморон для выражения «приятной любовной муки»: “Melting joys about her move,/ Killing pleasures, wounding blisses…” (John Wilmot. My Dear Mistress Has a Heart).

У поэтессы начала 18 века Леди Мери Монтегю (Lady Mary Wortley Montagu) “pain” приобретает новые эпитеты “melting” и “throbbing” (=if a part of your body throbs, you get a regular feelinfg of pain in it) для передачи оттенков боли: “The warmest glances poorly do explain/ The eager wish, the melting throbbing pain/ Which through my very blood and soul I feel” (Between Your Sheets).

В 19 веке поэты меньше уделяют внимания риторике и самолюбованию. “Pain”, лишенное всяких эпитетов, тем не менее, передает ощущение трагизма: “Though I have suffered many years of pain” (Catherine Maria Fanshawe. When Last We Parted);“A cold and bitter consciousness of pain:/ The light, the warmth of life with thee depart” (Fanny Kemble (1809-1893). My Love).

Парадигма ЛЮБОВЬ=БОЛЬ может быть конкретизирована с помощью целого ряда существительных, центральное место среди которых занимает “wound”, отсылающее читателя к богу любви Купидону с его больно ранящими стрелами: “But well wot I, my lady granted me/ Truly to be my wounde's remedy” (Geoffrey Chaucer. The Court of Love); “Your two great eyes will slay me suddenly;/ Their beauty shakes me who was once serene;/ Straight through my heart the wound is quick and keen”. (Geoffrey Chaucer. Merciless Beauty).

У поэтов 16-17 вв. раны от любви глубокие и неизлечимые: “Deep is the wound, that dints the parts entire/ With chaste affects, that naught but death can sever” (Edmund Spenser. Sonnet VI): “Ah, how can those fair eyes endure/ To give the wounds they will not cure!” (John Dryden. Song To A Fair Young Lady Going Out Of Town In the Spring).

В стихотворении Филипа Сидни (Sir Philip Sidney) Astrophel and Stella любовные раны упоминаются в виде поэтических клише, т. к. о них с иронией говорится как об обычных темах влюбленных поэтов:

 

Some lovers speak, when they their Muses entertain,

Of hopes begot by fear, of wot not what desires,

Of force of heavenly beams, infusing hellish pain,

Of living deaths, dear wounds, fair storms and freezing fires.

 

Здесь у “wounds” появляется эпитет “dear”, свидетельствующий не только о том, что раны, приносимые любовью, приятны, но и о том, что влюбленные их специально пестуют и дорожат ими.

“Love’s wound” встречается и в стихотворениях 20 века, получая совершенно иное звучание и характер. Например, любовная рана в стихотворении 20 века Lifeguard Clinging To A Steeple Билла Нотта (Bill Knott (born 1940)) является частью самобытной метафоры, создающей образ татуировки, обрамляющей любовные раны: “The face carefully tattooed around love's wounds/ does not itself look injured”.

Более общее понятие «рана» (“wound”) может конкретизироваться еще больше в тех контекстах, где упоминается оружие, которым наносится удар, например “knife”: “As true thou tell'st me, when I say I love her;/ But, saying thus, instead of oil and balm,/ Thou lay'st in every gash that love hath given me/ The knife that made it” (Shakespeare. Troilus and Cressida, [I, 1], Troilus, 78). Здесь речь идет о специфической ране от ножа (“gash” – a large deep wound from a cut).

Есть также стихотворения, в которых «любовь» изображается как укол или укус: “Than Love was when it took the flesh and blood of man./ Fluttering, piercing as a needle’s point,/ No armour may it stay, nor no high walls” (William Langland (1332-1386). Truth telleth thee that love is the treacle of sin);“What thing is love? for sure love is a thing./ It is a prick, it is a sting” (George Peele (1558-1598). What Thing is Love);.

В поэзии ранних веков описываются не просто любовные раны, а те любовные раны, которые наносятся стрелами (“arrows”, “darts”, “shafts”) бога любви Купидона. Стрелы бога любви могут вызывать не только боль, но и смерть, по аналогии с настоящим военным оружием, используемым людьми: “The Damsel broke his misintended dart./ Had she not so done, sure I had been slain,/ Yet as it was, I hardly 'scaped with pain” (Edmund Spenser. Sonnet XVI),

У Шекспира почти во всех отрывках, где говорится о любовных ранах, упоминаются и стрелы Купидона: “…Benedick/ Is sick in love with Beatrice. Of this matter/ Is little Cupid's crafty arrow made,/ That only wounds by hearsay” (Much Ado about Nothing, [III, 1], Hero, 1088); “You meet in some fresh cheek the power of fancy,/ Then shall you know the wounds invisible/ That love's keen arrows make” (As You Like It, [III, 5], Silvius, 1679)”; “Alas poor Romeo! he is already dead; stabbed with a white wench's black eye; shot through the ear with a love-song; the very pin of his heart cleft with the blind bow-boy's butt-shaft: and is he a man to encounter Tybalt?” (Romeo and Juliet, [II, 4], Mercutio, 1171). Шекспир чаще всего относится к ситуации со стрелами Купидона юмористически, ведь они не могут никого убить по-настоящему:

 

Love, love, nothing but love, still more!

For, O, love's bow

Shoots buck and doe:

The shaft confounds,

Not that it wounds,

But tickles still the sore

These lovers cry Oh! oh! they die!

Yet that which seems the wound to kill,

Doth turn oh! oh! to ha! ha! he!

So dying love lives still…

Troilus and Cressida, [III, 1], Pandarus, 1598.

 

Современники Шекспира, как правило, также относятся к стрелам Амура и к жертвам любовной страсти с некоторой долей иронии: “From whence do glance love's piercing darts,/ That make such holes into our hearts” (George Peele. What Thing is Love); “Love guards the roses of thy lips/ And flies about them like a bee;/…/ And if I kiss he stingeth me” (Thomas Lodge. Phillis); “Legions of loves with little wings did fly:/ Darting their deadly arrows fiery bright…” (Edmund Spencer. Sonnet XVI).

 Джоана Бейли (Joanna Baillie), поэтесса 18 века, в своем стихотворении To Cupid, говоря о ране, нанесенной стрелой Купидона, уверена, что такие раны сочетают и болезненные, и приятные ощущения: “Who is he that from the wound/ Hath not pain and pleasure found?”; “Who is he whose flinty heart/ Hath not felt the flying dart?” (Joanna Baillie. To Cupid).

Как явствует из контекстов, стрелы Купидона имеют мало общего с настоящим оружием, потому что они никого не убивают и приносят «раненым» не только боль, но и радость.

ЛЮБОВЬ=БОЛЬ может выражаться не только различными существительными, но и при помощи глаголов, употребляемых для описания любовных переживаний, например, глагола “to wound” ("…and the subtle-piercing beams of her eyes wounded/ Philogenet to the heart” (Geoffrey Chaucer. The Court of Love)); “to torment” ("Unrighteous lord of love, what law is this,/ That me thou makest thus tormented be” (Spencer. Amoretti. Sonnet X); “'Tis nothing to be plagu'd in Hell,/ But thus in Heauen tormented[3]” (Michael Drayton. To His Coy Love)); “to hurt” (Hurt not yourself, through folly, with a look;/ I would be sorry so to make you sick!” (Chaucer. The Court of Love)); “Be not offended; for it hurts not him/ That he is loved of me” (Shakespeare. All's Well That Ends Well. [I, 3], Helena); “When love hurts you, dare to love again” (Steve Maraboli, 20-21 вв)); и глагола “to suffer” (“Shall I not learn to suffer then?” (Henry Howard, Earl of Surrey The Lover Comforteth Himself With The Worthiness Of His Love);“Though I have suffered many years of pain” (Catherine Maria Fanshawe, 18-19 вв. When Last We Parted)).

В заключение следует обратить внимание на связь парадигмы ЛЮБОВЬ=БОЛЬ с понятием «смерть», что кажется логичным, если вспомнить о смертельных ранах Купидона (“deadly arrows”, “killing darts”). «Смерть» часто появляется в стихотворениях о несчастной любви как результат и конечный итог любовных страданий, хотя это и не настоящая смерть.

Поэты не надеются на избавление от любовных мук: “Why thus, my love, so kind bespeak/ Sweet eye, sweet lip, sweet blushing cheek/ Yet not a heart to save my pain” (John Harrington (1561-1612). Sonnet On Isabella Markham). Единственным средством избавления от боли, вызываемой любовью, может быть смерть: “Your two great eyes will slay me suddenly;/ Their beauty shakes me who was once serene” (Geoffrey Chaucer. Merciless Beauty).

В некоторых сонетах Шекспира и его современников также говорится о смерти от любви: “Wound me not with thine eye but with thy tongue;/ Use power with power and slay me not by art/ Tell me thou lovest elsewhere, but in my sight,/ Dear heart, forbear to glance thine eye aside” (Shakespeare. Sonnet 139); “Pardon for thee, and grace for me entreat./ Which if she grant, then live, and my love cherish,/ If not, die soon, and I with thee will perish” (Edmund Spencer. Sonnet II).

Возлюбленная может убить и взглядом, и поцелуем, как в стихотворении автора 16-17 вв. Майкла Драйтона (Michael Drayton): “These poore halfe Kisses kill me quite” (To His Coy Love).

Томас Кэмпион (Thomas Campion, 16-17 век) считает, что смерть лучше, чем неразделенная любовь: “And tell the ravisher of my soul I perish for her love:/ But if she scorns my never-ceasing pain,/ Then burst with sighing in her sight, and ne'er return again!” (Devotion ii). Джон Уилмот (John Wilmot, 17 век) в стихотворении While on those lovely Looks I gaze говорит о приятной смерти от любви: “In Love 'tis equal Measure ;/ The Victor lives with empty Pride,/ The Vanquish'd die with Pleasure.

Следует отметить, что мотив смерти как избавления от любовных мук, характерный для 16-17 вв., в 18-19 вв. встречается все реже и реже к 20 веку и исчезает совсем.

Как показало исследование, развитие образной парадигмы ЛЮБОВЬ=БОЛЬ происходит за счет появления новых слов, обозначающих правый элемент парадигмы, за счет определений к этим словам, неявных способов сближения левого и правого элементов парадигмы и за счет изменения отношения к парадигме. Эта парадигма и в наше время достаточно распространена в поэзии, хотя из произведений поэтов 20 в. исчезли такие слова как “torment”, “smart”. О ранах и стрелах Купидона речь может идти только с юмором. Боль (“pain”, “agony”) доставляет возлюбленному (ой) не абстрактный бог любви, а конкретный человек.

 

Литература

 

1.                  Ахманова О. С., Полубиченко Л. В. «Дифференциальная лингвистика» и «филологическая топология»// Вопр. языкознания. N. 3. – 1979.

2.                  Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. – M., 1963.

3.                  Винокур Г. О. О языке художественной литературы/ Сборник статей. – М., 1991.

4.                  Волков И.Ф. Теория литературы. - М., 1995.

5.                  Выготский Л. С. Психология искусства. – М., 1958.

6.                  Гак В. Г. Метафора: универсальное и специфическое // Метафора в языке и тексте. – М., 1988.

7.                  Задорнова В. Я. Парадигмы образов в английской поэзии. // Культура народов Причерноморья. Научный журнал. Межвузовский центр «Крым», – №82.— т.1. – 2006.

8.                  Павлович Н. В. Язык образов. Парадигмы образов в русском поэтическом языке. – М., 2004.

9.                  Полубиченко Л. В. Филологическая топология в английской классической поэзии. – М., 1988.

10.              Скляровская Г.Н. Метафора в системе языка. – СПб., 1993.

11.              Словарь литературоведческих терминов. / Под. ред. Л. И. Тимофеева и С. В. Тураева. – М., 1974.

12.              Аn Anthology of English and American Verse. Издательство: М.: Progress Publishers – М., 1972.

13.              James Strong. The New Strong’s Exhaustive Concordance of The Bible. – Tennessee, 1965.

14.              Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Live By. – Chicago and London, 1980.

15.              Longman Dictionary of Contemporary English. Third Edition. England: Pearson Education Limited, 2001.

16.              The New Princeton Encyclopedia of Poetry and Poetics. / Ed. by A. Priminger and T. V. F. Brogan. – Princeton University Press, 1993.

17.              Zadornova, V. Conceptual Metaphors in Poetry// Language Learning. Materials and Methods. – №6 – Moscow, 2004.

 

Поступила в редакцию 07.06.2010 г.