Образ поколения переходного периода в романе Виктора Пелевина

«Generation «П»

Помялов Артем Викторович,

аспирант Череповецкого государственного университета.

Весь роман представляет собой типичную историю «героя нашего времени». Главный герой – выпускник Литинститута Вавилен Татарский (как и сам Пелевин) не востребован эпохой, так как профессия, для которой его готовили, просто перестала существовать: «Правда, на отделение поэзии он не прошёл – пришлось довольствоваться переводами с языков народов СССР. Потом незаметно произошло одно существенной для его будущего события. СССР, который начали обновлять и улучшать примерно тогда же, когда Татарский решил сменить профессию, улучшился настолько, что перестал существовать (если государство способно попасть в нирвану, это был как раз такой случай). Поэтому ни о каких переводах с языков народов СССР больше не могло быть и речи»[1]

Вообще «поколенческая» тематика становится наиболее востребованной в искусстве постмодернизма. Это связано с глобальными изменениями в общественной жизни на рубеже 90-х годов прошлого века. Если в статичном социуме писателя интересует отличие одной группы или класса людей от другой, то в переходный период на авансцену выходят большие по историческому масштабу общности. В трактовке понятия «поколения» Пелевин ориентируется на «социологию знания» Карла Мангейма, который одним из первых определил сущность поколения и границы этого понятия.

В первую очередь, чтобы получить ясное представление об основной структуре поколений, надлежит разъяснить специфические возможности индивидов, составляющих одно поколение. «Поколение не образует сообщество через посредство социальных уз того типа, что ведут к формированию конкретных групп, хотя иногда может случиться, что чувство единства сознается в качестве основания для создания конкретных групп по возрастному признаку, но в этом случае группы чаще всего представляют собой просто клики с единственной отличительной чертой: образование группы основано на сознании принадлежности к одному поколению, а не на определенных целях». [2]

Для объяснения специфики поколения Мангейм вводит понятие «местоположение», понимая под ним общность места одного поколения в социальной структуре общества: «единство поколения составляется, главным образом, сходным местоположением множества индивидов в социальном пространстве»[3].

Характерный для литературы постмодернизма тезис о стереотипности мышления человека, в социологии знания так же рассмотрен через «поколенческую» призму, что сближает такого рода социологию и собственно литературный метод. «Факты принадлежности к одному и тому же классу и к одному и тому же поколению или возрастной группе имеют общую черту: в обоих случаях индивиды наделены положением в социальном и историческом процессе; тем самым до определенного уровня ограничивается их потенциальный опыт, и они склоняются к специфическому образу мыслей и характерному, исторически уместному образу действий. Если так, то конкретное местоположение исключает большое разнообразие стилей мысли, опыта, чувств и поступков, обозначает предел для персонального самовыражения. Однако эта негативная граница не исчерпывает существа дела. Каждому местоположению в позитивном смысле присуща тенденция, ориентирующаяся на определённые способы поведения, чувствования и мышления»[4].

Мы можем сделать вывод о том, что «поколение» представляет собой не более чем особый тип тождественности местонахождения в историко-социальном процессе «возрастных групп». В современной социологии существует понятие поколения переходного периода, то есть поколение, обладающее чертами предшествующей ему общности и приходящей ему на смену. Именно такого рода поколение является основой постсоветского общества в романе «Generation «П». Само поколение переходного периода неоднородно по своей структуре – это, с одной стороны, советское поколение 50-60-х, которое пытается найти место своим идеалам в новой действительности: «Отец Татарского, видимо, легко мог представить себе верного ленинца, благодарно постигающего над вольной аксеновской страницей, что марксизм изначально стоял за свободную любовь, или помешанного на джазе эстета, которого особо протяжная рулада саксофона заставить вдруг понять, что коммунизм победит. Но таков был не только отец Татарского, - таким было все советское поколение пятидесятых и шестидесятых, подарившее миру самодеятельную песню и кончившее в черную пустоту космоса первым спутником – четыреххвостым сперматозоидом так и не наступившего будущего»[5]; и с другой стороны, «новые русские» - класс людей, заработавших достаточно большие деньги на весьма сомнительных операциях, зачастую преступным путем.

Зажигалка zippo

зажигалка zippo

supertabak.ru

Постмодернисты фиксируют изменения в мире и человеке, посредством смешения разных объектов и предметов действительности. Пелевин обозначает время выхода на сцену своего «generation “П”» как «историческую победу красного над красным», то есть мы можем утверждать, что автора интересуют не внешние изменения картины мира, а внутренняя сущность происходящих событий – изменение психологии человека, приводящее к потере каких-либо целей существования, моральных ценностей («вечность исчезла»), что выражено в пространстве как размывание границ между несочетаемыми объектами, соединение антонимических понятий во всех плоскостях существования героя. «Во всем царила странноватая неопределенность. <…> Этот мир был очень странным. Внешне он изменился мало – разве что на улицах стало больше нищих, а все вокруг – дома, деревья, скамейки на улицах – вокруг как-то сразу постарело и опустилось.… По телевизору между тем показывали те же самые хари, от которых всех тошнило последние двадцать лет. Теперь они говорили точь-в-точь то самое, за что раньше сажали других, только были гораздо смелее, тверже и радикальнее. Татарский часто представлял себе Германию сорок шестого года, где доктор Геббельс истерически орет по радио о пропасти, в которую фашизм увлек нацию, бывший комендант Освенцима возглавляет комиссию по отлову нацистских преступником, генералы СС просто и доходчиво говорят о либеральных ценностях, а возглавляет всю лавочку прозревший наконец гауляйтер Восточной Пруссии»[6].

Легко увидеть в этом определении не только свойственную Пелевину иронию, но и отождествление с реальными российскими политиками начала 90-х (например, гаулейтер Восточной Пруссии – Борис Ельцин, выходец с востока страны, из Екатеринбурга).

Теперь попытаемся обозначить средства, к которым прибегает Пелевин для создания образа «generation “П”», разумеется, в постмодернистском ключе. Для этого введем понятие «образ». М. Н. Эпштейн пишет: «Образ как отражение действительности наделён чувственной достоверностью, пространственной протяжённостью, предметной законченностью и самодостаточностью…. Будучи идеальным объектом, образ обладает некоторыми свойствами понятий, представлений, моделей и прочих мыслительных конструкций. Образ не просто отражает, но и обобщает действительность, раскрывает в единичном, преходящем, случайном – сущностное, вечное»[7].

В постмодернизме образ определяется тем, что творит автор, то есть он отражает вымышленный мир в большей степени, чем реальный. «Образ – это пересечение предметного и смыслового рядов, словесно-обозначенного и подразумеваемого»[8].

Мы будем ориентироваться на определение художественного образа данного В. А. Скиба и Л. В. Чернец в статье «Образ художественный», где наиболее точно выражены специфические черты этого понятия:

1)                 «художественный образ всегда несёт в себе обобщение, то есть имеет типическое значение»;

2)                 «максимальная емкость содержания»;

3)                 «он есть форма содержания в искусстве»;

4)                 «выражает идейно-эмоциональное отношение автора к предмету».

Из этого мы должны сделать вывод, что художественный образ как средство постижения и моделирования действительности является единственно возможной реальностью в постмодернистском романе. А. Генис пишет: «Образы тут очерчены грубо и резко, как на фантиках. Автор не гонится за точностью детали, отчего обстоятельства места и времени стёрты у него до серийной универсальности»[9].

Вавилен Татарский выступает как знак своего поколения, он не герой (в классическом понимании литературоведения), а образ-плакат, растворенный в типическом содержании. Это человек, не имеющий своего лица (где-то 27 лет, нет портрета и т.д.), он изначально виртуален. Поэтому герои в романе обретают свое лицо, лишь при «обретении вещей», то есть характеристику героя Пелевин заменяет на список предметов, тем самым, подтверждая свою идею о том, что главная черта современной онтологии – виртуализация. Происходит потеря человеческого «Я», превращение индивида в сеть симулякров – модель, где происходит окончательная замена духовных ценностей материальными. Вслед за физической, по меткому определению Льва Рубинштейна «телесной или оболочной виртуальностью», наступает виртуальность духовная. «На следующий день Морковин приехал к Татарскому домой рано. Он привез с собой большой полиэтиленовый пакет ярко-жёлтого цвета. В пакете был бордовый пиджак из материала, похожего на шинельное сукно. На его нагрудном кармане посверкивал сложный герб, напоминающий эмблему с пачки «Мальборо». Морковин сказал, что этот пиджак – клубный. Татарский не понял, но послушно надел. Ещё Морковин достал из пакета пижонский блокнот в кожаной обложке, невероятно толстую ручку с надписью «Zооm» и пейджер – тогда они только появились в Москве»[10]. Именно такой вид («клубный») и позволяет человеку войти в новую виртуальную реальность, а, следовательно, окончательно заменить все различия между людьми набором вещей, марок и брендов.

В романе Виктора Пелевина прослеживается характерное для литературы постмодернизма тройственное деление персонажей. Поэтому, следует признать, что основным структурным элементом романа является троица. Ее образуют соотношение трех групп персонажей с образом главного героя произведения Вавилен Татарский. Пугин и Ханин, Малюта и Бло, Гиреев и Азадовский, по большому счету, являются лишь состояниями психики Татарского. Части его личности ведут между собой диалог. Герой временно выбирает одно из оппозиционных состояний, но только для того, чтобы затем преодолеть оба. Таким образом, поколение переходного периода – это поколение, утратившее мироощущение предыдущей эпохи и еще не обретшее черты наступающей. Оно ассимилирует в себе черты обеих, но лишь на поверхностном уровне, заменяя идеологическую основу сугубо материальной. По мнению писателя, в переходную эпоху не может быть индивидуальностей, на авансцену истории выходят однотипные люди-функции вроде Вавилена Татарского.

Следовательно, автор может с присущей всем постмодернистам иронией перейти от объяснения что такое «generation «П» к его определению, к выводу символа эпохи и поколения в целом: «Если вдуматься, уже тогда можно было понять, что дело не в пепси-коле, а в деньгах, с которыми она прямо связывалась. … Для нас важно только то, что окончательным символом поколения «П» стала обезьяна на джипе»[11].

Литература

1.                  Генис А. Виктор Пелевин: границы и метаморфозы//Знамя. – 1995. - №12.

2.                  Мангейм К. Очерки социологии знания. – М., 1999.

3.                  Пелевин В. Generation «П». – М., 2003.

4.                  Эпштейн М. Образ художественный//Литературный энциклопедический словарь /Под общ. Ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. – М: Советская энциклопедия, 1987. – С. 253.

Постуила в редакцию 21.06.2010 г.