ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

Является ли криминология наукой, а прагматизм – политикой?

 

Ростокинский Александр Владимирович,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин юридического факультета Московского городского педагогического университета.

 

Юридическая наука начинается там,

где она говорит «нет» законодателю.

М.Д. Шаргородский.

 

Очень давно русский ученый, Н.Д. Сергеевский писал, что юридическое исследование не соединимо с социологическим и не может войти в состав одной науки, что такое соединение может быть лишь механическим, но отнюдь, не внутренним. Но он же и предсказал, что социологическое исследование преступления и наказания «может образовать собой самостоятельную науку ...материалом же для нее послужат главным образом данные, добываемые через посредство статистических работ»[1]. В том же году Поль Топинар впервые использовал термин «криминология» при описании результатов исследований Ч. Ломброзо. XIX век был ознаменован преувеличенными надеждами на скорое решение всех проблем человечества посредством претворения в жизнь достижений научной мысли. ХХ век характеризовался именно государственными опытами такого рода, породившими гораздо более серьезный комплекс проблем, относительно тех, для разрешения которых соответствующие опыты предпринимались.

В числе прочего неоднократно предпринимались попытки ликвидации преступности. Какие только научные достижения не использовались для этого: и форму черепа измеряли, и социальное происхождение выверяли, и расовую принадлежность, и размер пайки в зависимости от выработки дифференцировали, и газы в разных пропорциях с воздухом смешивали, и одиночное содержание пробовали и барачное, уголовные кодексы по пять раз переписывали, даже «сухой закон» (в России!) дважды ввести пытались, а получалось, как у жителей известного города, в повести М.Е. Салтыкова-Щедрина. Народ не соблюдал научно разработанные законы, государство старалось, как могло, наказать отдельных нарушителей (не накажешь же всех, сколько не заклинай «неотвратимость»), «зоны» множились и пополнялись (куда же ещё девать такое количество рецидивистов). Окружающим рассказывали сказку про скорое отмирание преступности (вариант: «надо потерпеть, всего скоро вдоволь будет»). При всём этом – бесспорный факт – в разработке отдельных законопроектов и целых антикриминальных программ, а также в реализации очень многих мероприятий, контроле за ними, активно участвовали криминологи.

Важнейшим достижением научной мысли ХХ века стали: утверждение неразрывной связи научной мысли и общественной практики, а также признание их взаимного влияния и результативного взаимодействия. Нисколько не пытаясь поставить под сомнение ни один из этих тезисов, автор задался вопросом, является ли, в таком случае, наукой сама криминология? Подобные сомнения высказывали в первые десятилетия ХХ века такие известные ученые, как А.А. Герцензон, А.А. Пионтковский. Их мотивация сводилась к тому, что вопросы, изучаемые криминологией, неотделимы от вопросов уголовного права[2]. Если же приоритеты уголовного права определяются где-то «по ту сторону» криминологических теорий и концепций, то криминологу остается посчитать общую частоту нарушений конкретного закона, выявить признаки нарушителей и дать некоторые рекомендации по дальнейшему выявлению нарушений с воздействием на соответствующие группы лиц. Но воздействие на преступность, как комплексное явление общественной жизни, имеющее собственную структуру, динамику, субкультуру, очевидно, предполагает не только использование уголовно-правовых средств, но и более разнообразных мер воздействия на причины, порождающие правонарушения и преступления, и условия, способствующие их данным проявлениям. Эти исследования приходят к таким результатам, которые полностью совпадают с выводами теории социальной дезорганизации, теории конфликта культур, новыми результатами психоаналитической криминологии, с положениями теории преступного обучения и контроля и теории дифференциальной ассоциации (идентификации).

Однако, определение общих характеристик преступности и приоритетов её профилактики – в более широком смысле – предотвращения правонарушающего поведения неизбежно приводит не только к выработке практических рекомендаций по совершенствованию уголовных законов, но и позволяет оценить результаты прежних законодательных и правоприменительных усилий, а значит – оценить состоятельность всей правоохранительной деятельности государства — как минимум, сопоставить декларируемые цели и достигнутые результаты.

Поэтому по замечанию А.Я. Гилинского, криминология была и остаётся «неприятной» наукой для властей и политиков, поскольку пытается вскрыть пороки действующей экономической, социальной, политической системы, влекущие такие последствия, как преступность и сопутствующие ей пьянство, наркотизм...»[3] и иные результаты нормативного регулирования и текущего управления. Как же, спрашивается, расставить приоритеты такой деятельности с точки зрения перечисленных выше частных криминологических теорий? –

Остаётся признать, что никак, до тех пор, пока приоритеты минимизации потерь общества в ходе создания нового законодательства будут подменяться приоритетами сохранения существующего порядка вещей в неизменном виде, включая правящую коалицию. А слегка перефразировав известное выражение классика, можно утверждать, что нет таких социальных потерь, на которые не пойдет неконтролируемая бюрократия, ради сохранения своей монополии на принятие решений. В этой связи сторонников прагматической теории в уголовном праве и в криминологии часто порицают, как каких-то неоконсерваторов, стремящихся, во что бы то ни стало, сохранить существующий строй и правовую систему. Такие оценки не верны в силу следующих причин.

1. Любой исследователь, будь он хоть трижды радикалом, готов признать необходимость сохранения (conservatio), того, что доказало свою эффективность, прошло проверку временем и отвечает представлениям о рациональном устройстве. Например, прагматики не отрицают пандектную систему построения уголовного законодательства и необходимость дифференцированного подхода к вопросам наказания правонарушителей, приоритеты защиты интересов жертв преступления и социальной реабилитации делинквентов, какими бы неприглядными качествами они не обладали.

2. Прагматики отрицают монический подход в решении любых социальных проблем, включая проблему ограничения преступности, контроля над преступностью. Может быть, для политического лозунга отыскание какой-то первопричины, этакого мегафактора, всех социальных бед выглядит весьма эффектно, но жизнь людей устроена несколько сложнее. Она подвержена воздействию многих факторов. Ещё И.Я. Фойницкий писал о факторах преступности: «Преступление определяется совместным действием условий физических, общественных и индивидуальных»[4]. Ухватившись только за одну причину – детскую беспризорность, молодежную интолерантность, взрослую безработицу, всеобщее пьянство, индивидуальное невежество и т.п. – мы не вытащим общество из болота, как Мюнхгаузен – сам себя за косичку. Но чубов будет выдрано немало.

3. Прагматики не превращают никакую теорию в предмет поклонения потому, что именно таким способом обычно извращается содержание любого учения. Если нормативистская теория в наибольшей мере отвечает интересам ограничения уголовной репрессии, то её и следует взять за основу разработки системы уголовных деликтов, чтобы ресурсы общества не тратились попусту. Если социологическая теория признает приоритет общесоциальных факторов профилактики преступности, значит, в соответствии с ней следует формировать систему законодательства и интегрировать общественные институты в систему органов, занимающихся профилактикой преступности, чтобы одна часть общества не противодействовала другой в благом деле. Если классическая теория сосредоточивает внимание на личности делинквента, «преступном человеке», то и заниматься она должна разработкой системы мер наказания, способных с наименьшими потерями для общества изменить поведение этого субъекта, а никак не иначе! Прагматизм лишь «усаживает» каждую теорию за ту работу, которая ей по силам.

4. Прагматический подход не отрицает необходимость усовершенствования законодательства, включая принятие новых уголовных законов. Однако, последние:

а) должны быть необходимыми, а не желательными (и, уж точно, не конъюнктурными, политизированными);

б) не должны дезорганизовывать сложившуюся систему уголовной кодификации;

в) должны учитывать предписания иных законов, а также быть четкими и ясными, чтобы исключить произвольное толкование и такую же правоприменительную практику;

г) санкции должны ориентироваться на возмещение вреда, причиненного потерпевшей стороне, а наказание (как частный случай санкции) – на возвращение осужденного лица к нормальной жизни.

С учетом изложенного автор считает участие криминологов в разработке любого законопроекта давно назревшей и необходимой мерой. Вот только такое участие должно быть гарантированным, а в некоторых случаях – и решающим. Иначе голос ученого будет и впредь тонуть в хоре «заинтересованных лиц», подобно тому, как заключение эксперта часто теряется в томах бумаг, подшитых судье старательным следователем…

Однако, такие рекомендации многие готовы рассматривать почему-то, ни много-ни мало, как политические притязания. Поэтому ученым остается пока что наблюдать бесконечные дискуссии, часто в прямом эфире: что опаснее для общества, воровство медного кабеля или уклонение от призыва в армию, самогоноварение или экстремизм, наркотики или сектантство, надо ли усиливать или смягчать наказания преступникам (всем сразу – Авт.), а после, подсчитывать последствия применения законодательных новаций: «К нулю нуль – нуль…».

Спешу заверить читателей: наши власть предержащие лица поступают именно таким образом не от ненависти ко всему сущему. Такой вывод автор сделал на основе собственного (невеликого) опыта общения с представителями политической элиты, как московской, так и федеральной. Во-первых, эти граждане искренне убеждены, что принимая бессмысленные и неисполнимые решения, они делают благое дело: строят «суверенную демократию», укрепляют «вертикаль власти», готовят «инновационный путь развития» и создают иные очень нужные вещи, правда, не понятные всем нам, «обывателям». Во–вторых, для продвижения во власть, как и для её удержания, требуются вовсе не научные знания или навыки по их развитию, актуализации, практическому применению, а совершенно иные качества.

Вот вы, уважаемые читатели, пробовали хотя бы раз поговорить с чернорабочим на стройке о виктимности, латентности и функциональном лидерстве? Что он вам ответит? «А мне-то чо, мне мусор сгрести надо!» Подойдите к таксисту и поинтересуйтесь его мнением о динамике преступности и уровнях бифуркации... Что услышите в ответ? Так почему же в Федеральном Собрании должно быть иначе, если избирают его в основном лица, состоящие на содержании у государства, читаем – правительства, а принимает оно законы, вносимые тем же правительством. Вот вам – бюджетная строка, вот – ходоки, лоббисты и прочие «спонсоры», вот – позиция фракции, вот – рейтинги после «пятиминутки ненависти» по ТВ, вот – места в партийном списке на очередные выборы. А никакой криминологии здесь, как говорят, и близко не стояло. Может быть, её и вообще нет, а профессора выдумали, чтобы самим чем-нибудь поруководить? Чего измыслили, худородные!

 

P.S. На самом деле, конечно же, нет серьёзных оснований для унынья. В истории отечественной науки случались и более скверные времена. Тогда за малейшее несогласие с «единственно верной линией» криминолог мог запросто отправиться за казенный счет изучать преступность, так сказать, изнутри, куда-нибудь на Тайшет или Колыму. А сейчас мы можем критиковать и друг друга, и законодательный корпус, и даже суды с правоохранительными органами не только на кухне или в бараке. За это автор постоянно славит Бога и не забывает поклониться кесарю. В самые портянки…

 

Литература

 

1.                  Сергеевский Н.Д. Преступление и наказание как предмет юридической науки // Юридический вестник 1879. № 12.

2.                  Факторы преступности // В кн: История русской правовой мысли — М., 1998.

3.                  Фойницкий И. Влияние времени года на распределение преступлений // Судебный журнал. 1873. № 1-2.

4.                  Утевский Б. С. Несовершеннолетние правонарушители. — Л., 1932.

5.                  http://www.pravo.eup.ru/Documents/2003-10-06/79BA.asp.

 

Поступила в редакцию 16.06.2010 г.



[1] Сергеевский Н.Д. Преступление и наказание как предмет юридической науки // Юридический вестник 1879. № 12. С. 886.

[2] Цит. по: Утевский Б. С. Несовершеннолетние правонарушители. — Л., 1932. С. 7 — 8.

[3] http://www.pravo.eup.ru/Documents/2003-10-06/79BA.asp.

[4] Фойницкий И. Влияние времени года на распределение преступлений // Судебный журнал. 1873. № 1-2. С. 136; Цит по: Факторы преступности // В кн : История русской правовой мысли. — М., 1998. С. 575.

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.