К вопросу о путях противодействия криминализации российского общества

Ростокинский Александр Владимирович,

кандидат юридических наук, доцент кафедры

уголовно-правовых дисциплин юридического факультета

Московского городского педагогического университета.

Процесс саморегуляции любых систем может быть условно представлен в виде комплекса воздействий и реакций на них. Повторяющиеся воздействия либо разовые, но превосходящие силу внутрисистемных связей, способны значительно изменить систему, нарушив её устойчивость к последующим воздействиям, либо ограничив способность данной системы к адаптации и развитию. В этой связи вопрос о воздействии преступности на развитие российского общества приобретает не только теоретическое, но и важное практическое значение.

Влияние преступности (криминала) на общество часто определяется как криминализация. Единого определения этого явления нет. Так, А.В. Наумов и Н.А. Лопашенко определили криминализацию как «законодательное признание определенных деяний преступными и наказуемыми, установление за их совершение уголовной ответственности»[1]. А.И. Коробеев называет «криминализацией» процесс выявления общественно опасных форм индивидуального поведения, признания допустимости, возможности и целесообразности уголовно-правовой борьбы с ними, фиксации их в законе в качестве преступных и уголовно наказуемых[2].

При характеристике состояния различных сфер жизни общества данный термин используется для обозначения распространения преступности в данных сферах, частоты выявления преступлений в тех или иных отношениях, т.е. преимущественно как количественный показатель. Даже в том случае, когда говорят о некоторой совокупности субъектов хозяйственной деятельности, полностью контролируемых преступниками и используемых ими в основном для преступлений, криминализация по-прежнему рассматривается лишь как некий количественный показатель[3], но не как качественная характеристика функционирования той системы, элементами которой выступаю соответствующие субъекты.

Между тем, их роль в данной системе может значительно варьироваться. Например, если в некотором городе все таксисты выплачивают дань местной банде, то негативные последствия такого перераспределения доходов ощущает на себе — через завышение тарифа и общее снижение качества услуг — только ограниченная группа пассажиров и, отчасти, лица, желающие вступить в соответствующий бизнес. Если же сбытовая компания, используя собственное монопольное положение на рынке и близость к местным властям, искусственно завышает тарифы, то последствия ощущает на себе всё население соответствующего региона и все хозяйствующие субъекты[4]. При этом, вследствие анонимности потерпевших, возможности разоблачения становятся минимальными, а случаи выявления единичных преступлений монополистической направленности не дадут нам объективной картины ни распространения криминала в данной сфере, ни социальных последствий совершенных преступлений. Можно лишь относительно достоверно рассчитать сумму неосновательного обогащения преступников, но опять же, эта сумма будет рассчитана по хозяйствующим субъектам, т.е. по юридическим лицам.

В этой связи, допустимо утверждать, что криминализация, как одного индивида, так и определенным образом организованной группы индивидов, либо всего общества или какой-либо сферы общественных отношений, представляет собой качественное состояние, выражающее соотношение правомерного и противоправного (криминального) элементов в деятельности конкретного индивидуального или коллективного субъекта. Сочетание законной и незаконной деятельности, как признак криминализации в современной России характерен для двух видов социальных структур:

1) государственный аппарат всех уровней, т.е. чиновничество;

2) социальная стратификация, т.е. разные социальные группы и слои общества[5]. Следовательно, она охватывает как частную, так и публичную (политическую) сферы общественных отношения. В политической сфере проблема лишь затемняется криминализацией по закону экстремизма, как преступлений против конституционного строя и безопасности государства. Так, в 1990 — 2003 гг. в данной сфере регистрировались лишь единичные преступления, при том, что сепаратисты установили свой полный контроль над одним из субъектов Федерации, а действия незаконных вооруженных формирований по своим масштабам вполне соответствовали войсковым операциям. Теперь же у нас ежегодно регистрируются сотни «политических» преступлений, т.е. совершенных по экстремистским мотивам агитации и пропаганды, организации групповых избиений, нападений на граждан других проявлений субкультурной вражды, не имеющих никакого отношения ни к безопасности российского государства, ни к политической деятельности[6].

Так же измерение уровня преступности в экономической сфере имеет существенный недостаток, поскольку не отражает особенности структуры экономической преступности, как системообразующего элемента криминализированной экономики. Преступность уже не является в ней неким «чужеродным телом», «противодействующим фактором», а напротив, становится способом хозяйственной активности. Между тем системность того или иного явления его внутренние и внешние связи дают наиболее полную его характеристику, как состояние конкретного организма и поступки человека среди людей характеризуют личность. В свою очередь, анализ структуры экономической преступности позволяет выявить роль и место экономической преступности среди всех других преступлений экономической направленности, выявить основные тенденции ее развития.

Было бы достаточно наивно объяснять все эти процессы «тоталитарной наследственностью» российского общества, как это делают некоторые авторы: «Криминализация российского общества, возникшая в результате исторически мгновенного слома советского строя, связана с высвобождением рожденной в недрах тоталитарной системы огромной социальной энергии деструктивного характера и возникновением новых криминальных субъектов, включая само государство. Для этих субъектов не существует понятия социальной нормы обогащения, т.е. не существует различия между социально-нормальными, корыстными и преступными способами как постсоциалистического приобретения (накопления) собственности, так и способами капитализации денег, имущества, интеллектуальных ресурсов, предпринимательских и иных способностей»[7]. Криминализация, как совокупность последовательных процессов изменения криминальной обстановки…, ведущих к значительным социальным «мутациям», дала различным дезорганизационным изменениям столь широкий размах, который позволяет говорить о пронизанности ими каждого «атома» российского общества[8].

Проблема распространения преступности в различных сферах жизни стоит в той или иной мере перед всеми современными обществами, и сходные по своим социальным последствиям процессы протекают сегодня во многих государствах Азии, Африки, Латинской Америки, Восточной Европы. И это позволяет утверждать, что вопрос заключается в наличие более глубинных детерминант преступности, чем особенности политического режима и правовой системы, детерминант, кроющихся в самой природе человека, его внутригруппового и межгруппового взаимодействия, как борьбе за ограниченные ресурсы. Так же всегда существовала и будет существовать потребность во внешних группах, на которые обращается внутригрупповая агрессия. К сожалению, наши эмоции не позволяют избавиться от таких разграничений, помочь здесь могут только логика и разум.

Конечно, изменение господствующего уклада, как справедливо отмечает В.В. Лунеев, всегда сопровождается дестабилизацией многих социальных институтов, ростом социальной напряженности, конфликтов, анормативного поведения — к расширению всего того, что государство криминализирует по закону[9]. Безусловно, восстановление социального контроля над преступностью, является условием дальнейшего поступательного развития нашего общества, снижения остроты социальных противоречий, перевода в цивилизованное русло борьбы за социальные статусы, особо обострившейся в посттоталитарный период. И важным фактором обострения борьбы, распространения её насильственных и криминальных форм, стало быстрое пополнение прежних и вновь образовавшихся элит случайными людьми, лицами, не умеющими и не способными организовать свою деятельность без угрозы внешнего насилия.

При этом проблема выхода из «криминального капкана» заключается вовсе не в выборе тоталитарной или либерално-демократической модели поведения, не в борьбе идей свободы или равенства, которые, ещё и близко сходятся в своих крайних проявлениях[10]. Задача состоит в организации более адекватного реагирования государства на изменяющиеся условия жизни современного общества.

Во-первых, усиление межгрупповой и субкультурной дифференциации современного общества не должно наталкиваться на попытки внешней унификации и подавления различий со стороны одной или нескольких групп составляющих правящую коалицию, будь то единственная правящая партия или руководство кучки транснациональных корпораций. Ещё в середине 60-х гг. прошлого века Д. Моррис писал, что «в хорошо организованных обществах эта борьба (за повышение собственного и группового статуса — Авт.) примет форму здорового стимулирующего соревнования, активной торговли и спортивных состязаний, способствующих развитию общества. Природная агрессивность людей не станет чрезмерной, она будет проявляться в отстаивании своих прав, и только тогда, когда давление станет слишком сильным, она перерастёт в насилие»[11].

Отсюда, во-вторых, увеличение дееспособности, рост эмансипации отдельного индивида, объективно диктуемый современными технологиями организации производства и распределения продуктов труда, не должно наталкиваться на сверхмонополизацию и централизацию необходимых ресурсов, сокращение легальных возможностей для реализации частной инициативы при соблюдении принципа симметричной частной ответственности (индивидуальной и корпоративной). Ограничение ресурсов, находящихся пол контролем частных лиц и добровольно создаваемых ими объединений, неизбежно ведет к распаду общества на локальные образования, наподобие неформальных каст заключенных или рекрутов, а в последующем — к нормативному закреплению дифференцированной системы прав и обязанностей их представителей, но уже как общепринятых. Такого рода изменениями являются, с одной стороны, экспансия криминальной субкультуры в различные сферы общественной жизни, растущий спрос на её элементы делинквентских и иных субкультурных объединений, с другой стороны, не прекращающиеся попытки выведения из-под действия норм УК РФ элитарных преступников, установления для них исключительно условных наказаний и особо щадящих мер пресечения.

В этой связи, в-третьих, восстановление социального контроля за преступностью предполагает, прежде всего, повышение эффективности контроля за поведением отдельных граждан и их объединений на микрогрупповом и общинном уровне. «У каждого народа, — как отмечает В.В. Лунеев, — преступность настолько сильна или слаба, насколько он исторически способен к самоконтролю, насколько он хочет себя контролировать, насколько он умеет себя контролировать, насколько он осознал диалектику свободы и необходимости»[12]. Но отдельный человек или целое сообщество могут научиться самоконтролю и самоограничению лишь в процессе самостоятельного использования прав и исполнения обязанностей под общественным контролем: вначале — родительским, потом — учебного или производственного коллектива, потом — всего профессионального сообщества, территориальной общины и т.д.

В этой связи, модель государственного патернализма, централизованного контроля во всех сферах общественных отношений, от каких бы политических сил она не исходила, действительно, способна завести общество в криминальный тупик, когда, с одной стороны — всевластные и безответственные чиновники, а с другой стороны — бесправные и всегда виноватые граждане. Поэтому для стабильности общественного порядка необходимо, чтобы не одни чиновники, как представители власти, имели возможность влиять на поведение граждан и объединений, но и институты гражданского общества. А для этого последние должны обладать необходимыми правовыми, организационными и материально-техническими ресурсами, которых российские общественные и муниципальные структуры оказались лишены в годы бесконечного реформирования правоохранительной системы и местного самоуправления.

Следовательно, эффективный общесоциальныей контроль над противоправным поведением и преступностью предполагает как минимум, отказ от сложившейся в современной России модели суперцентрализации власти, собственности и информации в руках ограниченного круга лиц[13]. Автор не склонен полагать, что они пойдут на подобное перераспределение власти и ресурсов лишь под влиянием криминологических рекомендаций. Основанием для преобразований, как это всегда происходило в истории, может послужить только страх представителей элиты за собственную безопасность и безопасность своих близких.

Таким образом, криминализация общественных отношений характеризует такое их качественное состояние, при котором успешное функционирование конкретного субъекта в рамках заданной социальной структуры определяется именно его способностью и готовностью сочетать легальные (законные) и нелегальные (незаконные, криминальные) формы своей деятельности. Рост преступности, характеризующий криминализацию, а также изменение иных ее параметров, прежде всего, организованности и коррупционности, ведут к перерождению всех сфер общественного бытия и сознания, существенно усложняют процесс восстановления социальных институтов и контроля над преступностью.

Среди важнейших мер по восстановлению контроля следует выделить: создание реальных возможностей для сохранения гражданами субкультурной идентичности, обеспечение легального доступа к необходимым ресурсам и организации общественного контроля за соблюдением общеобязательных правил поведения, как на групповом, так и на межгрупповом уровне. Для этого необходимо не только повышение материального уровня жизни граждан, развитие легальных форм занятости и самодеятельности, но и децентрализация ресурсов, централизованно используемых и контролируемых сегодня различными элитарными сообществами, срастание которых с элитой криминального мира (с освоением соответствующих приемов и способов рекрутирования, стратификации и управления насилием) является сегодня свершившимся фактом.

Литература

1.                  Дубнов А.П., Дубовцев В.А. Философия преступности. Проблемы криминализации российского общества. — Екатеринбург, 1999.

2.                  Дубовик В.Н. Уставная модель организации государственной власти в городе Москве. Автореф. дисс… канд. юрид наук. — М., 2009.

3.                  Коробеев А. И. Советская уголовно–правовая политика: проблемы криминализации и пенализации. — Владивосток, 1987.

4.                  Криминологическая обстановка в Российской Федерации и прогноз её развития / Под ред. С.И. Гирько. — М., 2006.

5.                  Лобанова О.В. Особенности криминализации современного российского общества (Социокультурный анализ). Автореф. дис. ... канд. социол. наук. — М., 2006.

6.                  Лопашенко Н.А. Уголовная политика: понятие, содержание, методы и формы реализации // Уголовное право в ХХI веке: Материалы Международной научной конференции на юридическом факультете МГУ им. М. В. Ломоносова 31 мая – 1 июня 2001 г. — М., 2002.

7.                  Лунеев В.В. Преступность ХХ века. Мировые, региональные и российские тенденции. Изд. 2-е. — М., 2005.

8.                  Лунеев В.В. Проблемы криминализации и противодействия экстремизму // Государство и право. 2009. № 9.

9.                  Лунеев В.В. Рыночная экономика и экономическая преступность в России. // Экономическая преступность / Под ред. В.В. Лунеева, В.И. Борисова. — М., 2002.

10.              Моррис Д. Людской зверинец 2-е изд. // http://www.ethology.ru.

11.              Наумов А. В. Российское уголовное право. Курс лекций. В двух томах. Т. 1. Общая часть. 3–е изд., перераб. и доп. — М., 2004.

12.              Рывкина Р. Криминализация экономики и общества - жизнь под «крышей» // http://www.narcom.ru/ideas/socio/81.html.

Поступила в редакцию 03.08.2010 г.