После экстемизма?
Ростокинский
Александр Владимирович,
кандидат юридических наук, доцент
кафедры
уголовно-правовых дисциплин юридического
факультета
Московского городского педагогического
университета.
Введение в действие российского
законодательства о противодействии экстремизму сопровождалось быстрым ростом
криминологических исследований различных проявлений данного феномена. Исследование
последствий законотворчества даёт не только богатый эмпирический материал. Так,
российскими учеными были выделены: молодежный экстремизм, политический,
социально-политический, этнополитический, этнический, расово-этнический,
религиозный, этнорелигиозный, национал-экстремизм, религиозно—политический,
преступный, криминальный религиозный, криминальный политический и т.п. экстремизм.
Не забыли ученые «левый» и «правый» экстремизм, обогатив теорию информационной и
насильственно-антигосударственной разновидностями[1]
напасти.
Например, А.В. Павлиновым была
предложена: конструкция «криминального (насильственного) антигосударственного
экстремизма как носящей системный, организованный, масштабный характер
вооруженной деятельности, направленной на государственную власть с целью
изменения основ конституционного строя Российской Федерации либо нарушения ее
целостности с использованием насилия или угрозы насилия»[2].
Несколько ранее В.А. Бурковская определила «криминальный религиозный
экстремизм» как «целостную совокупность (систему) признанных преступлениями
общественно опасных деяний, направленных на формирование и распространение
любыми способами религиозных идей (совокупности...), произвольно объявленных
истинными в ущерб всем иным религиозным либо светским идеям, а также на
реализацию этих идей уголовно-наказуемыми способами»[3].
Безусловно признавая
оригинальность данных конструкций, стоит спросить: что же такое «криминальный
экстремизм»? Если это явление может быть «антигосударственным», т.е.
противостоящим ещё не исследованному «прогосударственному», и может быть даже
«религиозным», диалектически противостоящим неизученному пока экстремизму
«светскому», то какова природа самого экстремизма? Какое место занимает он среди
других явлений общественной жизни, выступающих объектами уголовно-правового
воздействия, какую роль играет? Поиск ответов на данные вопросы представляется
автору достаточно актуальным в силу следующих обстоятельств:
Во-первых, исследуемый объект
криминологического изучения должен определяться в категориях уголовного права и
социологии, но не политологии или психологии, поскольку мы говорим не просто о криминогенном
явлении общественной жизни, но об экстремизме криминальном, а значит,
сосуществующим с некриминальным. Без уголовно-правового определения
уголовно-правовое регулирование рискует оказаться просто беспредметным, либо
дублирующим самоё себя, что мы имеем в ст. 1 Федерального закона «О
противодействии экстремистской деятельности», в любой его редакции.
Во-вторых, классификации форм
криминального экстремизма, как и анализ достижений правоприменительной практики
по делам о соответствующих преступлениях, тоже предстоит проводить в
уголовно-правовых и криминологических категориях. В противном случае такие
классификации будут приближаться к перечислению всех известных науке сфер
общественной жизни, где возможны групповая ненависть и вражда. Тогда нам стоит
ожидать ещё более интересных исследований семейного, футбольного, театрального,
дачного, финансового, жилищно-коммунального, авторемонтного и иного подобного
«экстремизма», если хватит ученым эмпирического материала и публицистического таланта
– следственным работникам.
В-третьих, прошу прощения за
банальность, жизнь вокруг нас изменяется быстро. Например, на рубеже 80 — 90-х
гг. прошлого века при разработке проекта УК РФ никто и не думал связывать
многочисленные взрывы и поджоги торговых площадей конкурентов и захваты заложников
с требованиями предоставления выкупа (свободного вылета) с проявлениями
межобщинной ненависти или вражды. А сегодня вся террористическая деятельность «поместилась»
в разновидность экстремизма: никакой другой терроризм, кроме действий боевиков
на Северном Кавказе, мы и представить себе не можем. (Но по-прежнему включаем в
круг террористических деяний банальное хулиганство с заведомо ложными
сообщениями о «минировании» частных и публичных владений – Авт.).
Если уголовно-правовые нормы
будут и в дальнейшем формулироваться без учета криминологических рекомендаций,
то не будет обеспечено точечное воздействие запретов и санкций именно на те
общественные отношения и именно на те группы криминально активных лиц, которые
способны дестабилизировать безопасность общества и государства. А
дестабилизируют они именно в процессе эволюции своей преступной деятельности,
усиления её общественной опасности, диверсификации объектов, роста
интенсивности посягательств, мобильности, организованности и т.д. Именно
поэтому автор этих строк предложил иную форму криминального экстремизма:
а) умышленное преступление +
мотив ненависти или вражды = преступление с элементами экстремизма;
б) умышленное преступление,
посягающее на определенные законом объекты, обеспечивающие межобщинный мир и
согласие + мотив ненависти или вражды = преступление экстремистской
направленности;
в) организованная преступная
деятельность + цель совершения двух и более вышеуказанных преступлений =
организованная экстремистская деятельность;
г) оказание систематического
содействия (информационного, материально-технического, финансового и т.п.) +
цель преступления, указанного в п. в) = организованная экстремистская
деятельность[4].
Предложенная классификация
рассматриваемых явлений способствует адекватной организации правоприменительной
практики, внятной оценке её результатов и своевременному исправлению неизбежных
в таком деле перекосов и злоупотреблений. В последнем случае стоит обратить
внимание не на все возможные нарушения законности, а на так называемый «государственный
экстремизм»[5],
инициируемый и практикуемый власть предержащими. Особенность его заключается в
том, что к ответственности привлекаются не лица, представляющие повышенную
общественную опасность, а те, кто создает управляющим различные неудобства и не
обладает иммунитетом от уголовного преследования:
«Ни закон об экстремизме, ни
другие нормативные акты не определяют что такое «экстремистская деятельность»,
ограничиваясь лишь перечислениями. Это дает чиновнику простор публицистического
размаха, когда в экстремизме можно обвинить кого угодно. Экстремизмом зачастую
называют все идейные течения, отличные от либеральной западнической идеологии,
- считает А.Н. Кольев. - …В России борьба с экстремизмом в нынешней трактовке
понятия «экстремизм» является методом удержания власти олигархическими группами[6],
а также противодействия инакомыслию со стороны…, угнездившихся в системе
государственной власти»[7].
«...Что обвинениями в экстремизме
начнут швыряться так бездумно, - отмечает и главный редактор журнала «Эксперт»,
А. Привалов. - было трудно предположить… Орловский пенсионер, 71-летний Пётр
Гагарин, выступает на митинге против роста цен на услуги ЖКХ и неодобрительно
отзывается о губернаторе области, 70-летнем Егоре Строеве: он-де лжец…
Губернатор пишет на своего погодка в прокуратуру, а прокурор - …дело… Пенсионеру
светят три года за экстремизм. Журналист «Известий» пишет очерк о «титульном
национализме», наблюдённом им в Якутии
(республика Саха): о невозможности для русских получить бесплатное высшее образование,
о ночных клубах, где русскому ни за что не пройти фейс-контроль и прочее.
Газета получает официальное предупреждение (что является первым шагом к
закрытию) за публикацию «информации, содержащей признаки экстремизма». …Поясню:
Россвязьохранкультуре показалось признаком экстремизма не то, что в какие-то
двери Якутска русскому не дадут зайти, а то, что об этом так вот прямо и
написано в газете. В московском районе Жулебино против трёх женщин,
участвовавших в бурных акциях протеста против «точечной застройки», возбуждают
уголовное дело по той же, …статье 282, то есть снова за экстремизм…»[8].
Напрашивается вопрос, а вернее, два вопроса: если ограничение прав указанных
выше граждан по национальным, идеологическим, политическим и т.п. признакам не являются
дискриминацией данных граждан, а обоснования необходимости и полезности такой
дискриминации - не являются экстремизмом, - то чем же тогда?
Анализ международно-правовых норм
о противодействии экстремизму, проведенный В.А. Бурковской и Р.С. Тамаевым,
позволяет ясно определить приоритеты соответствующей деятельности российского и
любого иного демократического государства:
1) недопущение дискриминации
человека в зависимости от каких-либо обстоятельств (расовой принадлежности,
пола, национальности, вероисповедания, и т.д.);
2) создание равных возможностей
реализации своих прав в самых различных областях деятельности (труд,
образование, социальное обеспечение, оплата труда и т.д.);
3) эффективное пресечение таких
проявлений экстремизма, как терроризм, геноцид, апартеид и др[9].
И такая система мер отражает не только нарастание общественной опасности
посягательств, но и вполне наглядно демонстрирует генетическую связь между их
распространением, нарастанием общественной опасности.
Стоит напомнить, что уголовные
дела о дискриминации (ст.136 УК РФ) в современной России вообще единичны. Судебная
практика по делам второй группы является немногим более представительной, хотя
её рост значительно «отстаёт» от роста выявления признаков экстремизма в
насильственных преступлениях. Так, по официальным данным МВД РФ в 2005 году
было зарегистрировано 152 преступления экстремистской направленности. В 2006
году количество таких преступлений возросло до 263, в 2007 – до 356, а в 2008 –
до 460, в 2009 - до 548.
Но простые житейские наблюдения
позволяют утверждать: рост фактов безнаказанной дискриминации вызывает не
только совершение более тяжких преступлений против личности (имущественных,
половых, против свободы), но и вызывает ответную агрессию представителей
дискриминируемых групп, запускает вполне традиционный механизм «восстановления
справедливости» путем мести реальным или предполагаемым обидчикам. И этот
механизм действует совершенно одинаково и на кондопогском рынке, и возле
химкинской администрации, и в горах Кавказа. Различаются лишь представители
потерпевшей стороны, используемые средства и тактические приемы. Об этом
свидетельствует быстрое сокращение разрыва статистики между преступлениями
различных видов: если в январе - декабре 2009 года зарегистрировано 654
преступления террористического характера (рост + 1,9% к АППГ) и 548
преступлений экстремистской направленности (+19,1% к АППГ).
В этой связи, допустимо
предположить, что использование конструкций, подобных «антигосударственному
насильственному экстремизму», может быть востребовано, если численность ежегодно
выявляемых преступлений экстремисткой направленности достигнет нескольких тысяч[10],
и на качественное производство по всем этим делам перестанет хватать времени и
ресурсов. И такая перспектива вполне реальна хотя бы потому, что среди всех
выявленных преступлений, совершенных по мотивам вражды и ненависти доля убийств
традиционно превышает 10% (без учета неосторожного причинения смерти при
умышленном причинении тяжкого вреда здоровью): 20 из 108 – в
Сходным образом сегодня решение
вопросов пресечения дискриминации активно подменяются проблематикой борьбы с экстремизмом,
а среди проявлений терроризма выделяются теракты и «все остальные» общественно
опасные деяния. Подобное деление уже прочно закрепилось в официальных
сообщениях: «Выступая на расширенном оперативном совещании с членами Совета
Безопасности 9 июня 2009 года в г. Махачкале Президент России отметил: «…В
республиках Северного Кавказа (за январь-май
Возможно, сопоставление наличия –
отсутствия «анти-государственной» направленности всех этих подрывов позволит
ещё более поправить показатели борьбы с терроризмом, а в последующем – и вовсе
сосредоточиться лишь на «террористическом экстремизме», не отвлекаясь на
ненасильственные посягательства, не дестабилизирующие безопасность государства,
не дотягивающие до «масштабной вооруженной деятельности». Тем временем
организованные и не очень преступные группы будут и дальше массово нарушать
конституционные права граждан[13],
стабильно поставляя соответствующим образом подготовленный и мотивированный
человеческий материал для совершения преступлений, не опасных для суверенной
демократии и конституционного строя.
Литература
1.
Башкиров
Н.В. Меры административно-правового противодействия политическому экстремизму:
Дис. канд. юрид. наук. — М.,2005.
2.
Бурковская В. А. Криминальный религиозный
экстремизм :Уголовно-правовые и криминологические основы противодействия.
Автореф. дисс… докт. юрид. наук. — М., 2006.
3.
Бурковская В.А., Тамаев Р.С. Россия и Европа:
анализ законодательства, направленного на предупреждение экстремизма и
терроризма. — М., 2008.
4.
Жукова
О.С., Иванченко Р.Б., Скрыль С.В. Правовые меры противодействия информационному
экстремизму. — Воронеж, 2008.
5.
Кольев
А.Н. Заметки об экстремизме // http://www.zlev.ru/34_5.htm
25.12.08.
6.
Криминология.
Учебник / Под ред. А.И. Долговой Изд. 4-е — М.: Норма. 2010.
7.
Некрасов
Д.Е. Расово-этнический экстремизм: криминологический аспект. Дис.. канд. юрид.
наук. — Рязань, 2006.
8.
Новые
вопросы и старые решения (об очередных изменениях ряда статей УК РФ и
Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности») //
Юридические науки. 2008. №2.
9.
Павлинов
А.В. Криминальный антигосударственный экстремизм: уголовно—правовые и
криминологические аспекты. Автореф. дис… докт. юрид. наук. — М., 2008.
10.
Поминов
С.Н. Организация деятельности органов внутренних дел в сфере противодействия
проявлениям религиозного экстремизма. Дис. канд. юрид. наук. — М., 2007.
11.
Привалов
А. Об экстремизме без берегов - 2 / «Эксперт» №32 (573) /3 сентября 2007 (http://www.expert.ru/columns/2007/09/03/raznoe/17.04.2008.
12.
Ревина
В.В. Экстремизм в российском уголовном праве. Дис. канд. юрид. наук. — М.,
2009.
13.
Российская
газета. 2010. 9 сентября.
14.
Ростокинский
А.В. Современный экстремизм: криминологические и уголовно-правовые проблемы
квалификации и противодействия. — Саратов. 2007.
15.
Степанов
М.В. Криминологические проблемы противодействия преступлениям, связанным с
политическим и религиозным экстремизмом: Дис. канд. юрид. наук. — М., 2003.
16.
Третьяков
В. Наука быть Россией. — М., 2007.
17.
Узденов
Р.М. Экстремизм: криминологические и уголовно—правовые проблемы
противодействия. Дис. канд. юрид. наук. — М., 2008.
18.
Упорников
Р.В. Политико—правовые технологии противодействия информационному экстремизму в
России. Дис. Канд. юрид. наук. — Ростов-на-Дону.
2007.
19.
Хлебушкин
А.Г. Преступный экстремизм: понятие, виды, проблемы криминализации и пенализации:
Дис...канд. юрид. наук. — Саратов,2007.
20.
www.kremlin.ru.
Поступила
в редакцию 05.10.2010 г.
[1] См.: Степанов М.В. Криминологические проблемы
противодействия преступлениям, связанным с политическим и религиозным
экстремизмом: Дис. канд. юрид. наук. — М., 2003; Башкиров Н.В. Меры административно-правового
противодействия политическому экстремизму: Дис. канд. юрид. наук. — М.,2005.
Некрасов Д.Е. Расово-этнический экстремизм: криминологический аспект. Дис..
канд. юрид. наук. — Рязань, 2006; Поминов С.Н. Организация деятельности органов
внутренних дел в сфере противодействия проявлениям религиозного экстремизма.
Дис. канд. юрид. наук. — М., 2007; Хлебушкин А.Г. Преступный экстремизм:
понятие, виды, проблемы криминализации и пенализации: Дис...канд. юрид. наук. —
Саратов.,2007; Упорников Р.В. Политико—правовые технологии противодействия
информационному экстремизму в России. Дис. Канд. юрид. наук. — Ростов—на—Дону.
2007; Жукова О.С., Иванченко Р.Б., Скрыль С.В. Правовые меры противодействия
информационному экстремизму. — Воронеж, 2008; Узденов Р.М. Экстремизм: криминологические
и уголовно—правовые проблемы противодействия. Дис. канд. юрид. наук. — М.,
2008; Ревина В.В. Экстремизм в российском уголовном праве. Дис. канд. юрид.
наук. — М., 2009 и др.
[2] Павлинов А.В. Криминальный антигосударственный экстремизм: уголовно—правовые и криминологические аспекты. Автореф. дис… докт. юрид. наук. — М., 2008. С.11.
[3] Бурковская В. А. Криминальный религиозный экстремизм: Уголовно-правовые и криминологические основы
противодействия. Автореф. дисс… докт. юрид. наук. — М., 2006. С.10.
[4] Ростокинский А.В. Современный экстремизм: криминологические и уголовно-правовые проблемы квалификации и противодействия. — Саратов. 2007; Новые вопросы и старые решения (об очередных изменениях ряда статей УК РФ и Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности») // Юридические науки. 2008. №2 и др.
[5] Третьяков В. Наука быть Россией. — М., 2007. С. 725—729.
[6] Что само по себе никакого отношения к либеральной теории не имеет, а является порождением криминальной глобализации – Авт.
[7] Кольев А.Н. Заметки об экстремизме //http://www.zlev.ru/34_5.htm 25.12.08.
[8] Привалов А. Об экстремизме без берегов - 2 / «Эксперт» №32 (573) /3 сентября 2007 (http://www.expert.ru/columns/2007/09/03/raznoe/ 17.04.2008.
[9] Бурковская В.А., Тамаев Р.С. Россия и Европа: анализ законодательства, направленного на предупреждение экстремизма и терроризма. — М., 2008. С. 7 – 8.
[10] При сохранении современной динамики – через три – четыре года. - Авт.
[11] Криминология. Учебник / Под ред. А.И. Долговой Изд. 4-е — М.: Норма. 2010. С.742-744.
[12] Сообщение с Официального сайта Президента России // www.kremlin.ru.
[13] По сообщению Руководителя СКП А. Бастрыкина, 30% взрослого населения России ежегодно подвергается преступным посягательствам // Российская газета. 2010. 9 сентября. С.5.