ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

О «размножении» терроризма в российском УК

 

Ростокинский Александр Владимирович,

кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин юридического факультета Московского городского педагогического университета.

 

К сожалению, количество законодательных предписаний не ведет к сокращению преступности, сколь часто не поминай то или иное деяние и не заклинай его «преступлением» и «наказанием». Скорее происходит обратное, отмеченное ещё в Древнем Китае: «Там, где много законов, там больше преступников». Именно это высказывание прекрасно подходит для характеристики новелл УК РФ об ответственности за террористическую деятельность и организацию экстремистского сообщества (2010 г.).

Приходится признать, что при конструировании данных норм отечественный законодатель игнорирует не только современные представления о природе терроризма как формы организованной насильственной преступности, но и законодательный опыт международных организаций и развитых демократических государств.

Терроризм не тождественен совокупности террористических актов и даже всех преступлений террористической направленности (террористического характера), поскольку он, с одной стороны характеризуется специфическим воздействием на всё общество с множественными последствиями, включая отдаленными и трудно прогнозируемые. С другой стороны, терроризм представляет собой деятельность устойчивых, высоко организованных сообществ, имеющих разветвленные связи, как минимум на уровне общего руководства, с различными элитарными группировками, сочетающими совершение преступлений с разнообразной легальной деятельностью, со своей субкультурой, идеологиями и т.п.

Федеральный закон «О противодействии терроризму»[1] определил данное явление с точностью «до наоборот», поставив на первое место атрибутивный признак: «Идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий». Мы же столько лет вели «идеологическую борьбу», с внешними и внутренними врагами, не пропадать же наработкам!?

В то же время совершенно никак не конкретизируется характер противоправных насильственных действий, что создает широчайшее поле для конструирования уголовно-правовых норм и не только уголовно-правовых. С одной стороны, уголовное законодательство знает такие противоправные и насильственные деяния, которые никакого отношения к терроризму не имеют и не могут иметь. С другой стороны, любого правонарушителя (а то простого оппозиционера), заявляющего политические (и не только) требования под любой угрозой, можно запросто записать по признаком какой-то непонятной «идейности» в пособники Аль Завахири или Бен Ладена. Нет нужды повторять, что Конституция России гарантирует гражданам идеологическое многообразие (п.1 ст.13). Кроме того, существует масса определений понятия «идеология», «идеологическая работа» или «идеологическая обработка», различия между которыми могут сделать правовое воздействие на объект профилактики или превенции безадресным, или вовсе конъюнктурным. Что и происходит у нас весьма часто по делам об экстремизме[2].

В соответствии с п.5 ст.13 Конституции РФ запрещается создание и деятельность общественных объединений, цели и действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни. Следовательно, и преследоваться должны только действия, прямо запрещенные уголовным законом под страхом наказания.

Европейская конвенция о пресечении терроризма 1977 г. не даёт определения состава терроризма как определённого преступления, вполне справедливо относит к его проявлениям:

- деяния, предусмотренные Конвенцией о борьбе с незаконным захватом воздушных судов (Гаага, 1970 г.);

- деяния, предусмотренные Конвенцией о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации (Монреаль, 1971 г.);

- тяжкое преступление, связанное с посягательством на жизнь, физическую неприкосновенность или свободу лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов;

- преступления, связанные с похищением людей, захватом заложников или серьёзным незаконным задержанием;

- преступления, связанные с использованием бомб, гранат, ракет, автоматического стрелкового оружия, заминированных почтовых отправлений, если они ставят в опасность жизнь людей;

- покушение и сообщничество при совершении всех названных преступлений[3].

Конвенциями ООН были введены такие дополнительные характеристики преступлений террористической направленности, как: публичная угроза совершения акта терроризма; применение пыток и иного подобного обращения; пиратство; публичное одобрение актов и методов терроризма и призывы к их совершению (использованию).

С использованием ориентиров задаваемых международными актами выстраиваются нормы о террористических деяниях в уголовных кодификациях ведущих стран Запада. Так статься 421-1 УК Франции 1987 г. «О террористических актах» характеризует деяния как «связанное с индивидуальным или коллективным предприятием, имеющим цель серьёзно нарушить общественный порядок путем запугивания или террора»:

1) умышленные посягательства на жизнь и неприкосновенность человека, его похищение или незаконное удержание в закрытом помещении, угон летательного аппарата, судна или другого транспортного средства;

2) хищения, вымогательства, уничтожения, повреждения или порча имущества, а также аналогичные деяния в области информатики;

3) изготовление или хранение смертоносных или взрывающихся машин и устройств (взрывчатых веществ, взрывных устройств, оружия или боеприпасов, биологического оружия или оружия на основе токсинов)[4]. В зависимости от направленности умысла виновного даётся квалификация действий: по общей норме об ответственности за терроризм или по специальным статьям о преступлениях в области информатики, прав собственности и владения, обращения с оружием и других, предусматривающим менее строгое наказание.

Германский законодатель никак не описывает субъективные признаки терроризма и даже не раскрывает его определение в параграфе 129а УК ФРГ, как частный случай создания преступных объединений. Террористическое объединение (прг. 129b) создается для совершения различных преступлений давно известных любой уголовной кодификации, посягающих на общественную безопасность: похищения человека, захвата заложников, создания опасности, общеопасного отравления и др.[5]

Однако российский законодатель с упорством персонажей песни В.Высоцкого продолжает сочинять «ноту ТАСС» про взрывы, про пожары и иные действия, устрашающие населения в целях воздействия на принятие решений… (ст. 205 УК). Но даже студенту-первокурснику понятно, что действия, направленные на устрашение населения должны быть не «иными», а изначально общественно опасными. Мало кого может устрашить тайное убийство государственного или общественного деятеля, например, путем отравления или имитации несчастного случая. Тогда как применение насилия в ходе криминальных конфликтов (погромы, демонстративные обстрелы, поджоги и т.п.) могут содержать признаки терроризирования и устрашения неопределенного круга лиц.

Также очевидно, что при конструировании состава преступления «террористический акт» невозможно не использовать диспозиции иных уголовно – правовых норм, поскольку террористы используют соответствующие внешние формы преступного поведения, например, убийство общеопасным способом, незаконное вмешательство в деятельность гражданской авиации, разрушение объектов инфраструктуры и т.п. — для устрашения граждан. На наличие таких целей вполне определенно указывает общественно опасный способ совершения деяния, а вовсе не предъявление требований, заявление деклараций, воззваний и меморандумов террористов. Соответствующие заявления могут быть сделаны лицами, не имеющими никакого отношения к совершению террористического акта. Их может не быть вовсе, как это произошло после недавних взрывов в Москве и аэропорту Домодедово. И до того, происходило неоднократно: при подрыве заминированной автомашины вблизи блок-поста федеральных войск в Урус-Мартановском районе Чечни в декабре 2001 года[6]; при забрасывании самодельными зажигательными бомбами квартиры генерала-пограничника В. Гамова (г. Южно-Сахалинск, май 2002 г.); при взрыве многоквартирного дома, в котором проживали семьи пограничников (г. Каспийск, май 1999 г.)…

Более того, конструирование норм о террористических актах на «воздействии на принятие решений» создает ещё большие проблемы для наказания пособников террористов и лиц, совершающих точно такие же действия, но без каких-либо требований и воззваний. Так уже в УК РФ (1996 г.) была включена статья, содержащая диспозицию-клон: «Совершение взрыва-поджога или иных действий, направленных на…» (ст.281 «Диверсия»), которая почти не применялась. Зато применявшиеся статьи всё более сливаются с террористическим актом по конструкциям диспозиции. Так вся организация экстремистского сообщества (ст.282.1 УК) в ред. Федерального закона от 27 июля 2010 г. №195-ФЗ свелась к «Совершению взрыва-поджога или иных действий, направленных на…».

На таком чуде, как организация сообщества путем совершения взрыва, поджога, законодатель не остановился и Федеральным законом от 9 декабря 2010 г. №352-ФЗ включил пособничество совершению террористического акта в виде части 3 в статью 205.1 «Содействие террористической деятельности»[7]. Но пособничество совершению одного единственного террористического акта, даже без причастности к «воздействию на…», вовсе не тождественно участию в террористической деятельности или содействию ей. Деятельность не тождественна одному поступку, будь он хоть трижды общественно опасным!

Конечно, всё многообразие преступных действий участников террористического акта не возможно перечислить в одной статье уголовного закона. Наверно, к этому не стоит стремиться. Для этого вполне достаточно использования в качестве ориентира приведенного выше перечня деяний Европейской Конвенции по борьбе с терроризмом.

В таком случае, состав преступления «Организованная террористическая деятельность» или «Террористическое сообщество» можно будет сконструировать так, как это сделал германский законодатель: «Создание сообщества, чьи цели или деятельность направлены на совершение…», - далее следует перечень составов преступлений террористической направленности с указанием на специфический способ совершения данных деяний и на специфическую цель их совершения (дезорганизация жизни людей, работы организаций и органов власти, насаждение страха, создание паники).

Ещё проще было бы включить в форме ссылочной диспозиции перечень соответствующих общеуголовных и террористических преступлений в текст статьи 205 УК РФ «Террористический акт»; диспозицию статьи 205.1 определить как создание объединения для совершения террористических актов. А для наказания пособников, как справедливо отметил П.В. Агапов, достаточно применять нормы ч.5 ст.33 УК РФ, а не «клонировать» их в статьях Особенной части УК[8].

Правда, при реализации подобных предложений отпадет надобность в статьях о подрыве экономической безопасности и обороноспособности РФ (действующие редакции ст.281 и 282.1 УК РФ), а организованные формы насильственного экстремизма сольются с обычным бандитизмом, чем они на самом деле и являются[9].

 

Литература

 

1.                  Защита прав человека и борьба с преступностью. Документы Совета Европы. - М.: Спарк, 1998.

2.                  Уголовный кодекс Федеративной Республики Германии / Пер. с нем. под ред. Д.А. Шестакова. - СПб., 2003.

3.                  Федеральный закон рот 6 марта 2006 г. №35-ФЗ «О противодействии терроризму» (в ред. ФЗ от 30 декабря 2008 г. №321-ФЗ) // СЗ РФ. 2006. №11.

4.                  Агапов П.В. Выделение пособничества теракту в отдельный состав запутает правоприменителя // Уголовный процесс. 2010. №12.

5.                  Дикаев С.У. Террор, терроризм и преступления террористического характера: криминологическое и уголовно-правовое исследование. — СПб., 2006.

6.                  Привалов А. Об экстремизме без берегов - 2 // Эксперт, 2007. №32 (573) // http://www.expert.ru/columns/2007/09/03/raznoe/.

7.                  Российская газета. 2010. 13 декабря.

8.                  Ростокинский А.В. Некоторые предложения по выстраиванию системы норм об уголовной ответственности за хулиганство, бандитизм и экстремизм.

 

Поступила в редакцию 28.02.2011 г.



[1] Федеральный закон рот 6 марта 2006 г. №35-ФЗ «О противодействии терроризму» (в ред. ФЗ от 30 декабря 2008 г. №321-ФЗ) // СЗ РФ. - 2006. -№11. - Ст. 1146,

[2] Привалов А. Об экстремизме без берегов - 2 // Эксперт, 2007. №32 (573) // http://www.expert.ru/columns/2007/09/03/raznoe/.

[3] Защита прав человека и борьба с преступностью. Документы Совета Европы. - М.: Спарк, 1998. - С.135-140.

[4] Цит. по Дикаев С.У. Террор, терроризм и преступления террористического характера: криминологическое и уголовно-правовое исследование. — СПб., 2006. – С.327-328.

[5] Уголовный кодекс Федеративной Республики Германии / Пер. с нем. под ред. Д.А. Шестакова. - СПб., 2003.

[6] Дикаев С.У. Указ. соч. С.277.

[7] Российская газета. 2010. 13 декабря.

[8] Агапов П.В. Выделение пособничества теракту в отдельный состав запутает правоприменителя // Уголовный процесс. 2010. №12. С.44-45.

[9] Об этом более подробно см.: Ростокинский А.В. Некоторые предложения по выстраиванию системы норм об уголовной ответственности за хулиганство, бандитизм и экстремизм.

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.