Специфика хронотопа в повести А. Я. Панаевой «Семейство Тальниковых»
Куянцева Оксана Александровна,
старший преподаватель кафедры журналистики Запорожского национального технического университета, Украина.
В статье анализируется специфика хронотопа в автобиографической повести А.Я. Панаевой «Семейство Тальниковых», рассматривается трехкомпонентная пространственно-временная модель, включающая природное, урбанистическое и усадебное бытие, особое внимание уделяется хронотопу дома.
Ключевые слова: проза, природный хронотоп, урбанистический хронотоп, усадебный хронотоп, художественное время, художественное пространство
Творчество Авдотьи Яковлевны Панаевой, талантливой писательницы и мемуаристки, стало значительным явлением в русской литературе второй половины ХІХ века, однако произведения, написанные ею, являются малодоступными современному читателю, поскольку не переиздавались с момента их публикации. К изучению ее прозы обращались такие советские литературоведы, как У.М. Долгих [3] и К.С. Курова [4], среди новейших работ следует отметить исследования С.В. Татаркиной [8, 9].
Первым произведением, опубликованным А.Я. Панаевой, стала повесть «Семейство Тальниковых» («Иллюстрированный Альманах», 1848), запрещенная впоследствии цензурой за «революционное потрясение семейных основ» [11, с. 98] и переизданная лишь в 1927 г. по инициативе К.И. Чуковского. Особенности пространственно-временной организации этого произведения ранее специально не изучались, это обусловило актуальность данной статьи. Изучение специфики хронотопа повести необходимо для полноценного восприятия создаваемой автором модели реальности.
Интерес к категориям пространства и времени в литературоведении возник давно, но специальные работы, посвященные их изучению, появляются только в начале ХХ в. (исследования М.М. Бахтина [2], Д.С. Лихачева [5], Ю.М. Лотмана [6], В.Н. Топорова [10] и др.). Понятие «хронотоп» как пространственно-временное единство в литературоведческий обиход вводит М.М. Бахтин в работе «Формы времени и хронотопа в романе». Под «хронотопом» ученый понимает «существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе» [2, 234]. Он акцентирует внимание на первостепенной роли времени, выделяя такие его типы, как авантюрное, авантюрно-бытовое и биографическое.
Автобиографическая повесть «Семейство Тальниковых» А.Я. Панаевой – яркий пример реализации авантюрно-бытового хронотопа. Согласно концепции М.М. Бахтина, сюжетообразующую роль в подобных произведениях выполняет повествование о жизненном пути героя, во время которого происходит его «метаморфоза» (перерождение). Этапы метаморфозы: вина – наказание – искупление – блаженство. Изображаются только исключительные события, которые влияют на становление героя, поэтому говорить о биографическом времени в чистом виде в подобных произведениях нельзя. Главное отличие хронотопа в этом типе произведений – авантюрное время (цепь исключительных событий) подчинено высшей логике, это не бесследное время (как в авантюрном романе-испытании), оно формирует личность героя, который в финале произведения уже не тождественен самому себе, а эволюционировал. Черты бытового времени указывают на слияние жизненного пути человека с реальным пространственным путем, соответственно, особое значение в авантюрно-бытовом романе приобретает хронотоп дороги.
В повести «Семейство Тальниковых» подзаголовок «Записки, найденные в бумагах покойницы» указывает на дистанцированность рассказчика от событий, описанных в произведении. Жанр записок предполагает изображение жизни в частном, внутрисемейном, домашнем аспекте. Запискам присуща определенная фрагментарность, акцентирование внимания читателя на наиболее значимых событиях, которые определили этапы духовного взросления главной героини. Это соответствует бахтинской концепции авантюрного времени, предполагающего, что в произведении «нет становления в точном смысле, но есть кризис и перерождение» [2, с. 266].
Временной континуум в повести «Семейство Тальниковых», несмотря на последовательность событийного ряда, раздроблен на отрезки, соответствующие отдельным бытовым эпизодам из детства главной героини Натальи. Изредка линейное повествование прерывается воспоминаниями о прошлом, которые, однако, существенно не замедляют ход повествования. Избранная форма повествования (воспоминания о пережитом в детстве) позволяет А.Я. Панаевой совместить два взгляда: детскую непосредственность участницы событий и холодную оценку взрослого человека.
Конструируя художественное пространство повести, А.Я. Панаева стремится к гармонии и равновесию. Традиционную для русской литературы оппозицию природного и урбанистического бытия писательница преодолевает путем добавления третьего компонента, усадебного бытия, синтезирующего в себе черты и естественного мира, и городской цивилизации.
Основные события в произведении разворачиваются в петербургском доме, где проходит детство Натальи (репрезентация урбанистического хронотопа). Традиционно в русской литературе концепт «дом» получает как положительную, так и отрицательную коннотацию, на что указывает современный нидерландский ученый Йост Ван Баак. Исследователь указывает на бытование в русской культуре мифа, в котором «актуализируется представление о доме как о центре мира и в котором дом выступает символом постоянства, надежности и чувства безопасности, чувства принадлежности к семье, роду …»[1]. Однако, подчеркивает он, возможно выделить множество примеров, в которых «преобладают сомнения в надежности домашней сферы и даже в ценности домашнего уюта и комфорта» [1]. В анализируемом произведении А.Я. Панаевой хронотоп дома получает резко негативную коннотацию: он представляет собой микрокосм, замкнутую систему, своеобразную тюрьму. Ежегодно семейство пополняется, но кормилицы мало заботятся о детях, и те зачастую умирают в младенчестве, весь их жизненный цикл замкнут в границах нескольких комнат.
С домом связаны все основные события в жизни детей: здесь они спят, кушают, учатся, в доме проходят праздничные балы и свадьбы. Жизненное пространство зачастую ограничено миром детской комнаты: «Нашу свободу еще больше стеснили… Детей всех заключили в одну комнату… Комната, куда нас запрятали, была очень мала для восьми человек детей, что, однако ж, не помешало сделать в ней антресоли, куда складывали грязное белье со всего дома, разный хлам, детский гардероб, очень не пышный» [7, с. 16].
Трагическое мироощущение, невозможность вырваться на свободу подчеркивается постоянными сравнениями детской с кладбищем, присутствием мотива смерти: «детская начинала походить на фамильный склеп, украшенный статуями (детьми, расставленными по углам в наказание – О.К.)» [7, с. 27]. Во время болезни Наталье в бреду чудится, будто «они (дети – О.К.) не спали, а умерли и лежали не в кроватях, а в гробах» [7, с. 41].
Впервые покинуть границы дома героине удается во время похорон ее бабушки. Примечательно, что если родной дом вызывает страх и враждебность, то настоящее кладбище не пугает ее, напротив, она воспринимает его как «сад с каменными куклами» [7, с. 11]. Кроме того, Наталья бежит в поле (актуализация природной среды), которое видит впервые в жизни, радуется цветам и травам. С этого дня девочка тоскует по природе, свободе, стремиться вырваться из дома: «если б могла, с радостью убежала бы куда-нибудь в сад – надышаться чистым воздухом, насмотреться на зелень, а там пусть накажут: можно вынести и наказание после такого наслажденья!» [7, с. 86].
Переломным моментом в жизни Натальи становится отъезд семейства из Петербурга летом на дачу. Дача в сознании писательницы выступает синтезом природного и урбанистического бытия. Вот как описывает героиня свои переживания: «Я едва дышала от тесноты и радости, что увижу поле и море… По счастию, меня притиснули к окну. Тощая загородная трава показалась мне невероятно роскошной, а сизая бесконечная даль привела меня в такой восторг, что я чуть не выпрыгнула из окна, жадно глотая не совсем еще чистый воздух, но который казался мне ароматическим» [7, с. 87].
Подчеркнем, что окно – пограничный пространственный маркер в прозе А.Я. Панаевой, функционально он близок хронотопу порога, который выделяет М.М. Бахтин в творчестве Ф.М. Достоевского. Для писательницы окно зачастую символизирует возможность вырваться из угнетающего дома, сделать шаг на пути к освобождению. Примечательно, что этот своеобразный «выход» соотносится с небесной сферой, что свидетельствует о философских устремлениях героинь А.Я. Панаевой.
Показательна привычка Натальи сидеть у окна без всякого дела и следить за облаками. В это время героиня начинает всерьез задумываться о возможности перемен в своей жизни, избавления от родительского гнета: «Мне чудилось, я тоже под облаками, борюсь с массой туч, пробиваюсь сквозь них и с невероятной быстротою лечу по ясному небу» [7, с. 97].
По дороге на дачу воображение Натальи рисует ей радужные картины: «Я воображала себе, что наша дача окружена лесом, море у самых окон, в лесу бездна цветов и ягод» [7, с. 87]. Девушка грезит природой, а вместо этого приезжает в низенький двухэтажный дом, напоминающий их жилье в Петербурге. Иллюзии героини о ее возможном единении с природой и обретении душевного спокойствия были разрушены, когда она увидела грязный двор и тесные комнаты. Используя прием контраста, писательница подчеркивает, что из распахнутого окна героиня видит море – символ гармонии природных стихий – «бесконечное пространство воды, которая совсем слилась с небом» [7, с. 89]. Путь к нему (а соответственно и к собственному душевному успокоению) достаточно сложен: «Мне страшно захотелось ближе увидеть море, я кинулась на двор, искала выхода к морю… нет! ... нужно сперва город пройти, потом на дорогу выйти, спуститься с горы, – вот и будет море, а отсюда оно далеко…» [7, с. 89]. В этой, на первый взгляд, незамысловатой фразе, таится указание на весь тот путь духовного развития, который впоследствии предстоит пройти главной героине. Вначале, город – холодный Петербург, в котором проходит детство Натальи; затем – дорога – символ исканий, развития, поиска возможностей; после – крутая гора – символ духовных устремлений.
Героиня, собрав сестер, будто предводительница, отводит их к заветной цели: «Сидя на вершине горы, я долго смотрела на море, и беспрерывное движение волн навеяло на меня грусть» [7, с. 89]. Финал повести открытый, писательница вводит в произведение хронотоп дороги, который предполагает наличие множества потенциальных возможностей. Героиню выдают замуж, и она уезжает из дома. Перед ней открывается новый путь развития, ей предстоит реализовать свои духовные притязания.
Итак, в повести «Семейство Тальниковых» А.Я. Панаевой можно выделить черты авантюрно-бытового хронотопа с имманентной ему ситуацией кризиса и перерождения героя (М.М. Бахтин). Определяющим для произведения является конструирование писательницей трехкомпонентной пространственной модели, включающей природное, урбанистическое и усадебное бытие. Особое значение в повести приобретает символический хронотоп дома. Несмотря на то, что для русской литературы характерна традиция восприятия образа дома как убежища (с доминантной семантикой «защиты»), у писательницы данный топос представлен как негативный феномен со значением «смерти». В повести «Семейство Тальниковых» уже оформлен хронотопический комплекс, свойственный прозе писательницы в целом, поэтому дальнейшее изучение пространственно-временной организации произведений А.Я. Панаевой является перспективным.
Литература
1. Баак Й. В. О русской концептосфере [Электронный ресурс] / Й. В. Баак. – Режим доступа: http://www.lfond.spb.ru/programs/likhachev/100/stenogrammi/baak.html.
2. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Вопросы литературы и эстетики / М. М. Бахтин. – М.: Художественная литература, 1975. – С. 234–408.
3. Долгих У. М. Жизнь и литературное творчество А. Я. Панаевой (1820-1893): автореф. дис. на соискание уч. степени канд. филол. наук: спец. 10.01.01 «Русская литература» / У. М. Долгих. – Л., 1977. – 19 с.
4. Курова К. С. Литературная деятельность А. Я. Панаевой (сотрудничество писательницы в «Современнике»): автореф. дис. на соискание уч. степени канд. филол. наук: спец. 10.01.01 «Русская литература» / К. С. Курова. – Алма-Ата, 1951. – 18 с.
5. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы / Д. С. Лихачев. – Изд. 3-е, доп. – М.: Наука, 1979. – 352 с.
6. Лотман М. Ю. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. – М.: Просвещение, 1988. – С. 251–292.
7. Станицкий Н. Семейство Тальниковых / Н. Станицкий // Иллюстрированный альманах, изданный И. Панаевым и Н. Некрасовым. – СПб.: Типография Э. Праца, 1848. – С. 1–116.
8. Татаркина С.В. Образ Петербурга в женской прозе XIX века (на материале творчества А.Я. Панаевой) // Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики: Сб. трудов молодых ученых. – Вып. 5. – Ч. 1: Литературоведение. – Томск: Изд-во ТГУ, 2004. – С.160–164.
9. Татаркина С.В. Своеобразие художественного пространства в творчестве А.Я. Панаевой // «От текста к контексту»: Сборник научных статей. – Ишим: Изд-во ИГПИ им. П.П. Ершова, 2002. – С. 191–195.
10. Топоров В. Н. Пространство и текст // Топоров В. Н. Текст: семантика и структура / В. Н. Топоров. – М.: Современник, 1983. – С. 227–284.
11. Чуковский К. О «Семействе Тальниковых» // Панаева А. Я, Чуковский К. И., Некрасов Н. А. Семейство Тальниковых / А. Я Панаева, К. И. Чуковский, Н. А. Некрасов. – Л.: Academia, 1928. – С. 97–101.
Поступила в редакцию 21.10.2013 г.