Некоторые особенности перевода метафорических именований женщины в художественных текстах
Генералова Надежда Петровна,
преподаватель кафедры немецкого языка и межкультурной коммуникации Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.
Метафора как языковое явление и стилистическое средство не вписывается в традиционную теорию перевода, поскольку представляет собой специфическую концептуальную структуру, когда нестабильное ментальное содержание фиксируется конвенциональными языковыми средствами. Перевод метафоры осложняется необходимостью отразить не только содержание переносного именования, но и сложный комплекс коннотативных смыслов, существующих в языке или созданных контекстом.
«Перевести – значит выразить верно и полно средствами одного языка то, что уже выражено ранее средствами другого языка» [4, с. 67]. В задачу перевода входит не только точное изложение содержания мыслей, сообщенных на языке оригинала, но и воссоздание средствами языка перевода всех особенностей стиля и формы сообщения.
Метафорические номинации, рассматриваемые с точки зрения наличия эквивалентов в какой-либо паре языков, часто имеют ряд национально-культурных черт, содержат специфические коннотации и оценку и поэтому составляют особую трудность при переводе на иностранный язык. Эти проблемы теснейшим образом связаны с вопросами системы ценностей и нравственно-этического и эстетического эталона в той или иной культуре. Д.Г. Мальцева в своей книге описывает разницу русского фразеологизма «белая ворона» и немецкого «weißer Rabe». При кажущейся идентичности этих именований их значения кардинально отличаются друг от друга. «Ein weißer Rabe – это человек, который резко выделяется среди других в положительном плане. Русский фразеологизм белая ворона обозначает человека, резко отличающегося от окружающих, чаще всего в негативном плане» [2, с.41].
Задачей настоящей статьи является анализ метафорических именований женщины («женских метафор» - далее ЖМ), встречающихся в оригинальном произведении и его переводе на иностранный язык и описание способов передачи содержания ЖМ в тексте перевода. В качестве источника материала выбраны два произведения XX века: «Мастер и Маргарита» М. Булгакова и его перевод на немецкий язык, а также немецкий роман «Мефистофель: история одной карьеры» К. Манна и его перевод на русский язык. Эти произведения были написаны примерно в один и тот же исторический промежуток времени, создание «Мастера и Маргариты» относится к 1929-1940гг., «Мефистофеля» - к 1936 г. В текстах этих романов затрагивается сходная проблематика, они оба посвящены судьбе художника в тоталитарном государстве и проблеме нравственного выбора героя.
Значимую роль в судьбе главного героя в обоих романах играют женщины, описанию женских образов авторы уделяют много внимания. Всего было отобрано в русском языке (из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова) – 11 ЛЕ, реализованных в 51 словоупотреблениях, в немецком языке («Мефистофель: история одной карьеры» К. Манна) – 30 ЛЕ, представленных в контексте 106 раз.
Перечень отобранных метафор (в скобках приводится количество словоупотреблений): в тексте «Мастера и Маргариты»: королева (21) + светлая королева (1) + черная королева (1), ведьма (8) + старая ведьма (1), Венера (7), донна (4), богиня (2), жертва (1), мегера (1), повелительница (1), принцесса (1), чертовка (1); бандиты (1); в тексте «Мефистофеля»: Prinzessin Tebab (37) + Prinzessin (4), Schwarze Venus (14), der gute Engel (9), Zentrum seines Lebens (4) + Lebenszentrum (1), Kind (3) + Kinder (1), Vögelchen (3) + bunte Vögel (1), lahme Ente (3), blöde Kuh (3), dumme Gans (2), Herrin (2), Gegenspielerin (2), Amazone (1), Barbarin (1), kein Dämon (1), Ersatz (1), Fürstin (1), Gegenstand (1), Hündchen (1), kriegerische Königin (1), Königstochter vom Kongo (1), Komet (1), Lehrerin (1), Matrone (1), Opfer (1), Quelle (1), Schwester (1), Star (1), Stern (1), Zwitter (1); alte Theaterhasen (1).
По женским персонажам романов характеристики распределяются следующим образом: а) в романе Булгакова: Маргарита - 34 словоупотребления (СУ), домработница Наташа - 12 СУ, Гелла – 1 СУ, одна из гостей бала Воланда – 1 СУ, посетительница сеанса черной магии с разоблачением – 1 СУ, соседка «нехорошей квартиры» Аннушка – 1 СУ и собирательно по отношению к соседям вообще – 1 СУ; б) в произведении К.Манна: темнокажая любовница главного героя (Хедрика Хёфгена) Джульетта Мартенс/ Juliette Martens – 73 СУ, жена Барбара Брукнер/ Barbara Bruckner – 15 СУ, коллеги по театру Лотта Линденталь/ Lotte Lindenthal – 6 СУ, Николетта фон Нибур/ Nicoletta von Niebuhr – 4 СУ, Дора Мартин/ Dora Martin – 3 СУ, Рахель Моренвиц/ Rahel Mohrenwitz – 1 СУ, госпожа фон Херцфельд/ Frau von Herzfeld – 1 СУ, Джози Хефген/ Josy Höfgen – 1 СУ; собирательные обозначения (или существительные во множественном числе), относящиеся к нескольким или кругу лиц, одно или несколько из которых – женщина - 3 СУ.
При разборе способов передачи содержания ЖМ в языке перевода именования были разделены на несколько групп:
1. Метафоры, представленные в тексте перевода сходной по значению косвенной номинацией (метафорой):
В некоторых случаях метафорические номинации в тексте заменяются сходными метафорами языка перевода, но, поскольку они зачастую несут на себе отпечаток уникального национального колорита, эти именования оказываются менее «вплетены» в контекст, нежели исходная метафора в тексте оригинала. Таким примером в тексте «Мефисто» К. Манна можно считать выражение «bunte Vögel» - «пестрые птицы», характеризующее Хендрика Хефгена и Николетту фон Нибур на приеме у тайного советника Брукнера и имеющую резюмирующее значение. «Bunter Vogel» в немецком языке характеризует прежде всего человека, имеющего склонность к ярким, вычурным нарядам либо имеющего странные (экзотические) привычки. Стимулом к развитию значения в этом направлении, возможно, послужили сравнение bunt wie ein Papagei – «пестрый как попугай», а также метафорическое значение лексемы Paradiesvogel – «райская птица» [6].
Отдельными штрихами к «портретам» персонажей, охарактеризованных в итоге как «bunte Vögel», являются в тексте романа «красные лакированные чемоданы» Николетты фон Нибур [8, c. 108; 329], с которыми она имела обыкновение ездить на гастроли или путешествовать, а также вызывающая некоторое удивление окружающих «розовая рубашка» Хендрика Хефгена, в которой он приехал знакомиться с семьей невесты [8, c. 133; 137]. Метафора, употребленная в переводе, сохраняет ощущение общей отчужденности и изоляции Николетты и Хендрика в аристократическом кругу, но при этом не отражает пристрастия к экстравагантным внешним атрибутам. „Hier aber, unter den höchst Gebildeten, viel Besitzenden – die meisten Anwesenden besaßen gar nicht sehr viel, aber Hendrik hielt sie samt und sonders für schwerreich –, unter den Selbstsicheren, Ironischen und Gescheiten, in deren Kreis Barbara mit einer so aufreizenden Sicherheit sich zu bewegen wußte –: hier spielten beide die gleiche Rolle, Nicoletta und Hendrik, die zwei bunten Vögel“. [8, c. 154] Но среди всех этих образованных, богатых (правда, большинство из присутствующих вовсе не были богаты, но Хендрик всех считал чуть ли не миллионерами), среди уверенных, ироничных, умных людей, с которыми Барбара чувствовала себя как рыба в воде, оба они с Николеттой играли одну и ту же роль – двух белых ворон [3, c. 105]. Для наиболее очевидного противопоставления персонажей и среды, в которой они оказались «белыми воронами», переводчик ввел сравнение, отсутствующее в оригинале – «как рыба в воде».
2. Метафоры, замененные в переводе на прямую номинацию (утрачивается образная составляющая):
Метафорические номинации в ряде случаев опускаются при переводе, заменяются на аналогичные по смыслу другие лексические средства: «Erst gestern wieder hatte man ihn in der Garderobe des dämonischen Mädchens gefunden, und die Motz hatte weinen müssen. Heute aber schien sie entschlossen, sich keinesfalls die Stimmung verderben zu lassen von einer dummen Gans, die sich vielleicht auf ihr Monokel und ihre lächerliche Frisur noch was einbildete» [8, c. 69]. В переводе метафора опущена: «Не далее как вчера его застукали в уборной сей инферальной дивы, и Моц рыдала по этому поводу. Но сегодня она, видимо, решила, что не позволит, чтоб эта воображала с моноклем и идиотской прической портила ей настроение» [3, c. 39].
Основной сложностью перевода метафорических именований в художественном произведении является их «вплетенность» в контекст. В некоторых случаях трудно определить, употреблена ли номинация в прямом или переносном значении, часто в контексте происходит совмещение смыслов в рамках одной номинации. Таким примером из «Мастера и Маргариты» может служить метафора «ведьма» по отношению к Маргарите. Значимым становится сам процесс превращения Маргариты в ведьму, сживание со своей новой ролью. «Шипение разъяренной кошки послышалось в комнате, и Маргарита, завывая: – Знай ведьму, знай! – вцепилась в лицо Алоизия Могарыча ногтями» [1, c. 293]. Лексема становится одновременно и обозначением мифического существа и женщины, отличающейся злобным характером и антисоциальной моделью поведения. Это совмещение значений отражается и в переводе: «Im Zimmer ertönte ein Zischen wie von einer wütenden Katze, Margarita heulte: „Jetzt sollst du eine Hexe kennenlernen!“ und krallte Aloisi Mogarytsch die Nägel ins Gesicht» [5, c. 187]. Часто метафорическое именование в ходе повествования адресуется героине несколько раз, оттеняя те или иные черты ее характера.
Свои впечатления от знакомства с Барбарой Брукнер Хендрик Хефген описывает так: Sie [Barbara] ist der anständigste Mensch, den ich jeweils gesehen habe. Sie ist auch der natürlichste Mensch, den ich jeweils gesehen habe. Sie könnte mein guter Engel sein (Она [Барбара] самый порядочный человек, какого я когда-либо встречал. Она в то же время и самый естественный человек, которого я когда-либо видел. Она могла бы стать моим добрым ангелом) [8, c. 125]. Х. Хефген характеризует ее «halb Amazone, halb sanfte Schwester» (наполовину амазонка, наполовину кроткая сестра) [8, c. 169-170]. Примечательно, что прилагательное sanft (кроткий) входит в состав устойчивого сравнения с участием лексемы Engel (ангел): sie ist sanft und gütig wie ein Engel (она кроткая и добрая как ангел) [6]. Большинство (6 из 7) словоупотреблений метафоры «Engel» (ангел) в контексте романа Клауса Манна относятся именно к Барбаре, она является ключевой для восприятия ее образа. Тем не менее в тексте встречаются и другие метафоры, характеризующие жену Х. Хефгена. Метафоры, адресованные в произведении одному и тому же лицу (в данном случае Барбаре), перекликаются по семантике. Так, один из приятелей Хефгена называет ее «lahme Ente» (согласно словарю Дудена, „schwunglose, schwerfällige Person“ апатичная, медлительная особа, букв. хромая утка) [6]. Согласно словарю Х. Кюппера, эта метафора характеризует отсутствие ярко выраженной женственности, сексуальной привлекательности [7]. Тем не менее она не противоречит семантике слова Engel (ангел) в переносном значении. Образ ангела как существа бестелесного в 19 веке использовался в книгах, посвященных правилам хорошего тона, для иллюстрации того, как должна держать себя женщина. Все внимание должно быть приковано к душе, но не к телу [9, c. 39]. Сема асексуальности (периферийная) сохраняется в переносном значении слова Engel (ангел) в немецком языке, но интерпретируется согласно общей семантике как один из аспектов добродетели. Иначе это качество представляется метафорой «lahme Ente», где сама внутренняя форма слова продуцирует ощущение ущербности такого качества.
Другой добрый ангел в «Мефистофеле:…» – Лотта Линденталь (в значительной степени по внешним признакам – белокурые волосы, выпуклые голубые глаза, сентиментальность). Добрый ангел предполагает положительное влияние, которое либо имеет, либо не имеет место, в контексте происходит оценка этого влияния: «Man nannte sie den guten Engel des Ministerpräsidenten; indessen war der Fürchterliche nicht milder geworden, seitdem sie ihn beriet» [8, c. 48]. «Ее называли добрым ангелом премьер-министра; тем не менее Внушающий страх не стал мягче с тех пор, как она стала его опекать» [3, c. 22]. Метафора здесь иллюстрирует эффект обманутого ожидания. Применительно к Лотте Линденталь употребление ЖМ приобретает иронический оттенок, относящийся к отсутствию (ожидаемого) положительного влияния при наличии ангельских «черт» во внешности героини.
Взаимозаменяемость метафорических именований при переводе возможна у лексических единиц, ориентированных на абстрактные категории, не связанные с особенностями внешности, манеры поведения или проявлениями гендерных черт. Такой универсальной для номинации и перевода категорией, отраженной в метафорах, является опытность:
„In Berlin wirken die Martinschen Mätzchen vielleicht“, sprach die Motz resolut. Aber unsereinem kann sie nichts vormachen, wir sind schließlich lauter alte Theaterhasen.“ [8, c. 59] «В Берлине фокусы Мартин, может быть, и производят впечатление, - очень решительно говорила Моц, - но нас, стреляных воробьев, она не проведет» [3, c. 31]. При всей разнице создаваемых образов перевод метафорических именований представляется адекватным.
Чем больше специфических черт (национальных, гендерных, личностных) включает в себя оригинальная метафора, тем труднее передать ее содержание в языке перевода.
Важным условием переносимости метафоры из одного лингвокультурного контекста в другой является наличие идентичных прямых и переносных значений у лексической единиц, которые выступают эквивалентами в рассматриваемой паре «текст оригинала – текст перевода».
Анализ произведений и их переводов позволил выявить сходство семантики у следующих лексем (как в прямом, так и в переносном значении) в русском и немецком языках: Göttin – богиня, Hexe – ведьма, Königin – королева, Opfer – жертва, Venus – Венера. Перевод этих метафор не составляет трудности в рассматриваемой паре языков. Близость семантики этих метафор может объясняться общностью культурного контекста (религия, мифология), послужившего источником этих обозначений.
Литература
1. Булгаков, М.А. Мастер и Маргарита: Роман. – М., 1988. – 399 с.
2. Мальцева Д.Г. Немецко-русский фразеологический словарь с лингвострановедческим комментарием. – М., 2002. – 350 с.
3. Манн, К. Мефистофель. Пер. с нем. К. Богатырева. М, 1970. – 304 с.
4. Федоров А.В. Основы общей теории перевода. М., 2002. – 416 c.
5. Bulgakow M. Meister und Margarita. Übersetzt von Thomas Reschke. Leipzig, 1974. – 266 S.
6. Duden - Deutsches Universalwörterbuch, 5. Aufl. Mannheim 2003 [CD-ROM].
7. Küpper H. Wörterbuch der deutschen Umgangssprache. Ernst Klett Verlag, Stuttgart, 1987. – 960 S.
8. Mann K. Mephisto. – München: Spangenberg, 1993. – 468 S.
9. Stein, R. Das deutsche Dirnenlied: literarisches Kabarett von Bruant bis Brecht. – Köln, Weimar: Böhlau Verlag, 2006. – 549 S.
Поступила в редакцию 28.11.2013 г.