Функционально-стилистическая и социально-экспрессивная характеристики немецкого глагола
Каширина Наталья Михайловна,
доцент кафедры немецкого языка Пятигорского государственного лингвистического университета.
В данной статье речь пойдет о функционально-стилистической и социально-экспрессивной характеристике слова как компоненте его внешней социальной семантики. Следует отметить, что диалектная «привязка» слова есть его социально-семантическая характеристика, но это, по нашему мнению, есть также его внешняя социальная семантика.
Если обратиться к трудам Дж. Лайонза [Лайонз, 2003: 55], мы видим целый ряд теоретических представлений по теории значения:
1) референциальная (или денотативная);
2) идеационная, или ментальная;
3) бихевиористская теория;
4) теория значения как употребления;
5) верификационистская теория значения;
6) условно-истинностная теория значения.
«Ни один из этих подходов в отдельности, как мне представляется, не может служить основой для всесторонней и эмпирически хорошо мотивированной теории лингвистической семантики» [Лайонз, 2003: 55]. Ни одна теория никак не затрагивает социальный и экспрессивный аспекты семантики слова. «Часто считается, что экспрессивное значение – т.е. тот тип значения, с помощью которого говорящие выражают, а не описывают, свои мнения, отношения и чувства, – относится к области стилистики и прагматики» [Лайонз, 2003: 58-59]. В этой связи весьма интересно замечание Дж.Р. Фёрса [Ферс, 1962: 90]. «И даже если мы примем те немногие социальные категории, которые упомянуты в словаре, например, common – «общеупотребительный», colloquial – «просторечный», slang – «жаргон», literary – «литературный», scientific – «научный», technical – «технический», conversational – «разговорный», dialectical – «диалектный» и будем помнить принцип относительной частотности употребления, даже приблизительно, мы сделаем первые шаги в сторону практического использования социальной основы употребления слов в типичных контекстах». К вышеперечисленным словарным пометам добавим еще несколько общепринятых и признанных лингвистами словарных маркировок социальности самих лексем: umgangssprachlich, salopp(familiär), gewählt, poetisch, geschraubt, geschwollen, grob(vulgär), einfach-literarisch, literarisch-umgangssprachlich(d.h. leicht familiär), semantisch expressiv, null expressiv и т.д.
По нашему мнению, стилистическая «нейтральность» – это также, с нашей точки зрения, определенная лингвостилистическая «окрашенность» слова: ведь нейтральность слова – это его семантико-экспрессивная сущность. Подобное утверждение позволяет нам согласиться с замечанием И.В. Арнольд о том, что «лексическое значение каждого ЛСВ – сложное единство» [Арнольд, 1973: 105]. Она делит информацию слова на «информацию, составляющую предмет сообщения, но не связанную с актом коммуникации, и информацию, связанную с условиями и участниками коммуникации». Тогда «сложное единство» состоит из: «1) денотативного значения слова; 2) второй части сообщения, куда входит эмоциональный, оценочный, экспрессивный и стилистический компонент, коннотация: обязательная и факультативная. Все четыре компонента могут выступать вместе или в разных комбинациях, или вообще отсутствовать» [Арнольд, 105-106].
Важным моментом в интерпретации функционально-стилистической характеристики слов языка являются утверждения Гегеля, высказанные им в двух курсах йенских лекций 1803/4 и 1805/6 годов. В своих лекциях Гегель в основу процесса образования духа положил определенную систематику. Эту систематику по представлениям Гегеля в йенский период образуют три категории: «язык», «орудие труда» и «семья», или «производство», которые обозначают три равновеликих образца диалектических отношений: символическое представление, процесс труда и опирающаяся на взаимность (понимание, признание того или иного смысла) интеракция. «В непосредственном созерцании дух фиксирует непосредственные представления окружающей действительности в виде результатов сенсорно-моторного восприятия. Гегель говорит о представляющей силе воображения, о текучем, ещё не организованном царстве образов. Вместе с сознанием в языке сознание и бытие природы впервые для сознания отделяются друг от друга. Спящий дух словно просыпается, как только царство образов переводится в царство имен» [Хабермас, 2007: 24], т.е. «как язык сломил диктат непосредственного созерцания и упорядочил хаос многообразных восприятий в идентифицируемые вещи, так и труд разрушает диктат непосредственных вожделений и словно приручает процесс удовлетворения побуждений ... Имя – это то, что остается в отличие от момента восприятия» [Хабермас, 2007: 26]. Согласно Гегелю, «идеей существования сознания является память, а само его существование есть язык» [Hegel, 2007: 211, цит. по: Хабермас, 2007: 24]. Отсюда следует, что «язык обретает свое существование как система определенной культурной традиции» [Хабермас, 2007: 32], как словесная норма. Следовательно, «язык существует лишь как язык того или иного народа (как того или иного индивида, той или иной социальной или профессиональной группы, возрастного или гендерного сообщества и т.п. – Н.К.). Он есть всеобщее, получающее в самом себе признание, отдающее эхом в сознании всех ... в соответствии со своим содержанием язык становится в народе подлинным языком, средством выражения того, что каждым имеется в виду» [Хабермас, 2007: 32] (подчеркнуто нами – Н.К.).
Итак, некоторые утверждения Г.В.Ф. Гегеля, Ю. Хабермаса, Дж. Фёрса, Дж. Лайонза по поводу речи, языка, сознания, интеракции, формирования взаимного признания, языка как среды, а не средства, нормативности и некоторых других моментов позволяют увидеть и понять становление и функционирование языковых средств, в частности, языковых символов, как лингвистических феноменов изначально социально привязанных к определенным социально нормированным контекстам употребления с семантико-экспрессивной заданностью (что «имеется в виду»). Эти идеи и утверждения позволяют определить функционально-стилистическую и семантико-экспрессивную характеристику слов языка не с позиции наличного, представленного в словарях лексического состава того или иного языка, как статически данного, следовательно, как субъектно-объектного феномена, а с позиции функционально-деятельностного, контекстуально нормированного с индивидуально-ценностными моментами, признаваемыми одновременно всем языковым сообществом.
Опираясь на данные идеи и утверждения, позволим себе в онтогенезе проектно предположить, как формирование функционально-стилистического аспекта, так и употребления слов-символов в определенных типичных контекстах с определенной семантико-экспрессивной заданностью, т.е. с тем, «что имеется в виду», изначально было социальной нормой как словоупотребления, так и семантико-экспрессивной характеристики.
Первым шагом в онтогенезе, в становлении того или иного функционально-стилистического нормированного употребления определенного слова-символа с определенной семантико-экспрессивной характеристикой является создание субъектом слова-символа (в терминологии Гегеля), имени, членораздельного слова-знака на основе определенного восприятия-впечатления, отрыв сознания от «живой природы», «видение» этого «куска, участка» живой природы под определенным углом зрения и со своим субъектно-маркированным отношением к этому фрагменту действительности.
Нормированное функционирование слова-знака связано, как правило, с типичными контекстами словоупотребления, что представляет собой четвертый шаг в онтогенезе становления функционально-стилистического и семантико-экспрессивного бытия слова-знака. Пятым и последним шагом онтогенетического становления функционально-стилистической и семантико-экспрессивной характеристики того или иного слова-знака является признание языковым коллективом именного этого функционально-стилистического и семантико-экспрессивного аспекта «жизни» слова-знака, которую можно проинтерпретировать как то, что члены языкового сообщества знают и следуют этим сформировавшимся условиям употребления того или иного слова-знака. Усвоение нормированного функционально-стилистического речевого поведения осуществляется индивидом в ходе его социализации как личности. При этом личность как бы «врастает» в принятую систему речевого поведения в определенных деятельностных ситуациях. По мере социализации индивида принятая система речевого поведения, со своей стороны, как бы «врастает» в сознание говорящего и тем самым определяет уровень его коммуникативной компетенции. Усвоение образцов речевого поведения может происходить по-разному: в виде подражания, в виде аналогичного речевого поведения, в метакоммуникации по поводу коммуникации, в виде приобретения новых слов-знаков в связи с той или иной деятельностной и коммуникативной ситуацией. То есть, усвоение нормированного функционально-стилистического речевого поведения всегда осуществляется в результате погружения индивида в ситуацию и через ситуацию. Глаголы же, как определенная морфологическая категория слов-знаков, своим семантическим содержанием всегда связаны с ситуацией, представляют ее рассредоточено, и поэтому семантика глагола является весьма существенным моментом в познании функционально-стилистического момента речевого поведения.
В процессе социализации индивида он «естественным» путем достигает определенного социального статуса. Достижение определенного социального статуса маркируется в его жизнедеятельности моментом его самостоятельного бытия. Достижение этой точки социализации индивида сопровождается «естественным» усвоением нормированного функционально-стилистического речевого поведения и представляет собой его социальную речевую инициацию.
Итак, наивный носитель языка знает по умолчанию как нужно вести себя социально нормировано в речевом отношении, с одной стороны, а также социально негативно, с другой стороны. Хотя, социально негативное речевое поведение есть также определенная социальная норма негативного речевого поведения в тех или иных деятельностных конфликтных ситуациях. Следовательно, наивный носитель языка живет в языковой среде родного языка и жизнедействует в соответствии с принятыми культурными и акультурными нормами речевого реагирования в данном языковом пространстве в зависимости от той или иной деятельностной ситуации.
Современное общество в процессе своего развития выработало достаточно большое количество социальных институтов, в которых и через которые осуществляется трансляция культуры, накопленных обществом знаний, умений и навыков соответствующего социального поведения, в том числе, и речевого поведения. Школы, вузы, профессионально – технические училища и колледжи, одним словом, социальные институты образования и воспитания, есть социальный инструментарий сохранения и развития культуры, в том числе, и языковой культуры. Такими объектами, инструментариями в области развития языковых и речевых коммуникативных способностей и компетенции являются наработанные в обществе лингвистические знания как родного, так и иностранных языков. Известно, что все эти социокультурные лингвистические знания зафиксированы и представлены в практических грамматиках, словниках, методических упражнениях, в толковых и двуязычных словарях и т.п. То есть, язык, речь представлены здесь в статике. Существенным моментом при этом является то, что, если в процессе говорения слово–знак существует как односторонняя материальная сущность, то в перечисленном выше социальном инструментарии трансляции культуры и расширения функционально – стилистической и семантико-экспрессивной компетенции слово–знак превращается в некую двустороннюю сущность, в слово–знак, как знак особого рода, что постоянно утверждается в лингвистике. Это свидетельствует также о том, что звучащее, проговариваемое слово из речедеятельностной, речеповеденческой парадигмы, в которой слово как знак существует как односторонняя сущность, переводится в иную, субъектно-объектную парадигму мышления и познания, в которой слово как знак превращается в двустороннюю сущность. Для прикладных целей, для обучения правильному нормированному говорению на том или ином языке подмена одного объекта другим объектом не имеет особого значения. Приписанная в словарных статьях та или иная функционально-стилистическая или семантико-экспрессивная характеристика слова в виде определенных стилистических помет: професс., горное дело, медицина, разговорное, фамильярное, просторечное, грубое, вульгарное и т.п. изначально ориентируют обучающегося на область использования данных слов в речи, что является вполне достаточным для правильного нормированного освоения языка.
Литература
1. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка (стилистика декодирования) [Текст]: учебное пособие / И.В. Арнольд. – Л.: Просвещение, 1973. – 303 с.
2. Лайонз Дж. Лингвистическая семантика. Введение [Текст] / Дж. Лайонз. – М.: Языки славянской культуры, 2003. – 400 с.
3. Ферс Дж. Р. Техника семантики [Текст] / Дж.Р. Ферс // Новое в лингвистике / пер. с англ. Л.Н. Натан. – М.: Изд-во иностр. лит., 1962. – Вып. II. – С. 72-98.
4. Хабермас Ю. Техника и наука как «идеология» [Текст] / Ю. Хабермас; под ред. О.В Кильдюшова; пер. с нем. М.Л. Харькова. – М.: Праксис, 2007. – 208 с.
5. Braun Н. und Riedel M. Natur und Geschichte [Электронный ресурс] / Braun Н. und Riedel M. // Stuttgart, 1967. – S. 132–155. – http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/6261/6262.
6. Habermas J. The Theory of Communicative Action [Text] / J. Habermas. – London: Heinemann, 1984. – Vol. 1. – 465 p.
7. Hegel. Realphilosophie [Text] / Hegel // Работы разных лет. – М.: Мысль, 2007. – Bd. I. – 235 S.
8. Wahrig G. Deutsches Wörterbuch [Text] / G. Wahrig. – Gütersloh: Bertelsman Lexikon Verlag, 2001. – 1420 S.
Поступила в редакцию 01.12.2014 г.