Сатира как эффект противоречия
Айвазова Эльвера Рустемовна,
кандидат филологических наук, доцент кафедры социально-гуманитарных наук и иностранных языков Академии строительства и архитектуры Крымского федерального университета им. В. И. Вернадского.
Настоящая статья посвящается сатире – одной из самых неоднозначных понятий современной теории литературы. При интуитивной ясности его содержания даже для неискушенного человека, дефинитивная точность не дается тем эстетикам, которые стремятся к отчетливому отграничению представлений о сатирическом от родственных понятий, прежде всего – от юмора. Классическим определением сатиры считается определение, предложенное Ф. Шиллером в его трактате о «Наивной и сентиментальной поэзии»: «В сатире в качестве высшей реальности противопоставляется идеал неудовлетворяющей нас действительности. Нет необходимости высказывать идеал словами, если поэт умеет его пробуждать в нашей душе; но если нет этого, то нет и поэтического воздействия. Таким образом действительность здесь — необходимый объект отрицания; но главное заключается в том, чтобы само это отрицание возникло из идеала, противостоящего действительности» [1, с. 277].
В определении Шиллера очень важны теоретические нюансы. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что действительность, по Шиллеру, должна быть необходимым объектом антипатии, иначе «сатира» может оказаться просто сведением личных счетов с жизнью. Представляется, что ключевой вопрос, ответа на который следует искать в теоретических анализах сатирического, это вопрос именно о том, в какой перспективе действительность с необходимостью предстает объектом антипатии. Мы попытаемся увидеть отражение этого вопроса в энциклопедических (литературоведческих) определениях сатиры, принадлежащих перу серьезных исследователей.
«Сатира — в несколько неопределенном и расплывчатом смысле сатирою называется всякое литературное произведение, в котором выражено некоторое определенное отношение к явлениям жизни, а именно — осуждение и осмеяние их, выставление их на общий смех, позор и негодование….
«Сатира — вид комического, отличающийся от других видов (юмора, иронии) резкостью обличения. Сатира при своем зарождении являлась определенным лирическим жанром. Она представляла собой стихотворение, часто значительное по объему, содержание которого заключало в себе насмешку над определенными лицами или событиями» [3, стб. 856] .
В заключение это приведем широко известное определение М. М. Бахтина, крупнейшего специалиста по исторической поэтике, данное им в единственной энциклопедической статье, принадлежащей его перу: «Дадим прежде всего определение сатиры — не как жанра, а как особого отношения творящего к изображаемой им действительности. Сатира есть образное отрицание современной действительности в различных ее моментах. Образный характер отрицания отличает сатиру, как художественное явление, от различных форм публицистики. Образное отрицание может принимать в сатире две формы» [4, с. 35].
Как видим, ни одно из приведенных определений не содержит ответа на вопрос, весьма отчетливо присутствующий в тексте Шиллера. Сатира повсеместно определяется как специфическое отношение к действительности, по всей видимости, такое отношение, которое можно в первом приближении описать как состояние неудовлетворенности этой действительностью. При этом следует помнить, что мы должны, намереваясь определить характер этой неудовлетворенности, избегнуть соблазна свести эту неудовлетворенность к сугубо личному недовольству обстоятельствами личного существования. Представляется самоочевидным, что недовольство действительностью предполагает представление о другой, лучшей действительности – говоря словами Шиллера: об идеале. Условием корректности в обращении с понятием об идеале является отрицание возможности его осуществления (воплощения) в реальной жизни. В то же время, опять-таки, по словам Шиллера, переживание идеала должно иметь чувственный, а не отвлеченно-абстрактный характер. Следовательно, мы должны искать ситуации, приводящие к актуализации сатирического пафоса, все-таки, в пределах реальной действительности и, отталкиваясь от них, составить точное представление о природе идеала, на фоне которого текущая действительность возбуждает в соответствующим образом настроенном созерцателе сатирическое негодование. В выявлении и характеристике таких ситуаций нам поможет сжатый исторический очерк развития сатиры как череды конкретно-исторических реализаций сатирического пафоса.
Почти все обзоры истории сатирических жанров начинают с Древнего Рима, с имен Горация и Ювенала. Живописную характеристику этого начального периода сатиры как жанра дал в своей «Эстетике» Гегель. Оно интересно для нас не только теоретической стороной, но и исторической конкретикой: «Сатира (…..) представляет своеобразное достояние римлян. Дух римского мира – это господство абстракции, разрушение красоты и веселых нравов, вытеснение семьи как непосредственной природной нравственности и, вообще, принесение в жертву индивидуальности, которая отдается государству и находит свое хладнокровное достоинство и рассудочное удовлетворение в послушании абстрактному закону» [5, с.84-85].
Гегель видит истоки сатиры, в частности, в «вытеснении семьи», осуществляемом государством. Иными словами, уже в зачатке своего существования сатира, как и любое другое живое явление, возникает как эффект некоего противоречия. В данной интерпретации, это противоречие сводит две формы социального устройства: семью и государство. Следует подчеркнуть, во-первых, явно не антагонистический характер этого противоречия и, во-вторых, безотносительность этого конфликта к конкретной исторической ситуации: семья и государство в различных формах сопутствуют развитию человеческого общества с давних времен до сего времени.
Следующий важный этап, отмечаемый историками сатиры: Средневековье. Формы внешнего давления на индивидуальность принимали в Средние века существенно иные формы: с уверенностью можно сказать, что о государстве как выхолащивающем семейную «природную нравственность» в данном случае речь идти не могла. Сатирический акцент смещается здесь в иную плоскость: «Взаимоосмеяние сословий (курсив наш – Э. А.) играет громадную роль в средневековом сатирическом творчестве. Сатирические образы попа, монаха, рыцаря, крестьянина несколько схематизованы: за сословными чертами нет индивидуального характерного лица (по-настоящему оживают эти образы только в сатире эпохи Возрождения)» [4, с. 28].
Это замечание Бахтина имеет важное методологическое значение. Поскольку для нас важно проследить нечто общее в тех конфликтах и противоречиях, которыми «питалась» сатира, то обратим внимание, что в средневековых взаимоосмеяниях сословий сохраняется конфликт социальных форм: сообществ, учреждающихся на различных основаниях –монахов, рыцарей, сапожников и т. п. Принципиальным для нас при этом является тот факт, что данные сообщества, равно как семья и государство, не могут быть соотнесены в рамках той или иной иерархии, опирающейся на объективный ценностный критерий. Иными словами, у сапожников нет никаких объективных оснований считать себя привилегированным сословием по отношению, например, к хлебопекам или солдатам. Говоря об отсутствии объективного критерия различения сословий по признаку привилегированности, мы имеем в виду именно объективный критерий. Известно, что на любом этапе исторического развития общество структурируется, формируя различные типы иерархий. Однако, привилегии, которые всегда узурпируют те или иные социальные общности, никогда не основаны на внешнем, общепризнанном и безусловно авторитетном критерии: именно это обстоятельство служит залогом социальной динамики. Любое сословие – в широком смысле этого слова – может претендовать на привилегии с тем же основанием, что и любое другое.
Наше обобщение, таким образом, связано с наблюдениями, согласно которым собственно сатирический конфликт развивается при условии сосуществования в пределах страны, государства, т. е. различных форм социальной общности. Важнейшим уточнением является то, что нет объективных критериев, на основании которых одна общность могла бы претендовать на привилегированное положение по отношению к другой. «Сатира в своей истинной форме есть чистейшая лирика — лирика негодования; … Прежняя теория, отдававшая так много внимания мелочному разграничению и сближению литературных форм, сопоставляла сатиру с эпиграммой: и там, и здесь мы встречаемся с насмешкой над людскими слабостями. Но эпиграмма имеет в виду отдельную определенную личность, что в высшей степени чуждо высокому настроению сатирика.
В самом деле, сатира возникает только при условии более или менее развитого представления об интересах сообщества. Одной из главных причин снижения интенсивности сатирического пафоса, явилось постепенное социальное нивелирование всех членов общества, более или менее успешное – в зависимости от конкретных исторических обстоятельств – упразднение надуманных иерархий и, соответственно, привилегий. Чрезвычайно точным в этом контексте нам представляется утверждение Мэтью Ходгарта: «I would suggest that true satire demands a high degree both of commitment to and involvement with the painful problems of the world, ana simultaneously a high degree of abstraction from the world» [7, c. 11]. «Абстракция от мира» – действительно, совершенно необходимое условие чистой сатирической эмоции.
Подводя итоги, вернемся к одному из определений сатиры, данному С. Нельсом: «Специфика сатиры не в том, что она вскрывает отрицательные, вредные или позорные явления, но в том, что она всегда осуществляет это средствами особого комического закона, где негодование составляет единство с комическим изобличением, изобличаемое показывается как нормальное, чтобы затем обнаружить через смешное, что это норма — только видимость, заслоняющая зло (курсив наш – Э.А.).
С. Нельс вводит представление, согласно которому главное назначение сатиры – не изобличать социальные пороки, а изобличать мнимость нормы, в которой и состоит сущность социального зла. Наша позиция ориентируется именно на эту точку зрения. В ее развитии мы видим перспективу ответа на вопрос, присутствующий в трактате Шиллера: как следует корректно мыслить необходимую антипатию к действительности?
Многообразные коллизии, которые сопутствовали истории сатиры и которые можно обнаружить в сатирических произведениях, в конечном итоге, сводятся к коренному, фундаментальному противостоянию в человеке природного и социального. По мере исторического прогресса, по мере становления цивилизации как совокупности материально-технических и духовных достижений человечества в ходе этого процесса, все четче проясняется граница между природными инстинктами и внешними императивами поведения члена общества.
Есть периоды, когда дисгармония социума и природы ощущается особенно остро – это время сатиры.
Исходя из вышеизложенного, мы формулируем определение сатиры следующим образом: сатира – эстетическое обобщение негативного опыта социализации как тенденции исчерпания личностного потенциала человека той или иной социальной функцией. Ближайшим предметом сатиры является тот или иной тип социальной общности. Исторически возрождение сатирического пафоса обусловлено как периодами стабилизации внешних форм государственного принуждения по отношению к личности, так и периодами резкой смены общественного строя – в такие периоды сатира обрушивается, как правило, на уходящий порядок.
Представляется целесообразным дальнейшие теоретические исследования сатиры ориентировать именно в таком, ценностно нейтральном направлении. Такой подход должен способствовать деидеологизации научного инструментария, что особенно актуально для развития литературоведения на постсоветском пространстве.
Литература
1. Бахтин М. М. Сатира / Бахтин М. М. — М.: Русские словари, 1997. — Сочинения: в 7 т. / М. Бахтин; Т. 5. — С. 11-39.
2. Гегель Г.-В.-Ф. Лекции по эстетике. Книга вторая. / Гегель Г.- В.-Ф. — М.: Соцэкгиз, 1940. — Сочинения в 14 т. / Гегель Г.-В.-Ф.; [пер. с нем. Б. Г. Столпнера] — Т. 13. — 363 с.
3. Горнфельд А. Сатира / Горнфельд А. // Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона в 86 тт. — Т. 28-а. — СПБ.: Типография акц. общ. «Издательское дело», 1900. — С. 460 — 463.
4. Нельс С. Сатира / Нельс С. // Литературная энциклопедия: В 11 т. — Т. 10. — М.: Сов. энциклопедия, 1937. — стб. 856—857.
5. Чешихин-Вертинский В. Сатира / Чешихин-Вертинский В. // Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под ред. Н. Бродского (гл. ред. [и др.]) — Т. 2. — М.; Л.: Изд. Л. Д. Френкель — 1925. — стб. 754.
6. Шиллер Ф. Естетика. — Киев: Исскуство, 1974. — 360 с.
7. Hodgart M., Konnery B. Satire: origins and principles. / Hodgard M., Konnery B. — New Jersey : University of New Jersey, 2009. — 255 p.
Поступила в редакцию 18.06.2015 г.