Трансформация ценностных ориентаций молодежи как форма социальной апатии
Абдрахимова Регина Гафуровна,
аспирант Башкирского государственного университета, г. Уфа.
Одним из механизмов трансформации ценностных ориентаций молодежи является процесс их социокультурной идентификации.
В предельной перспективе данная тенденция ведет к атрофии социальных связей, неполноценному функционированию общества. Еще одним последствием данной тенденции может служить кризис различных форм «мы – идентичности». Действительно, современное общество представляет большие возможности для развития индивидуальности человека, однако это оборачивается также и тем, что «индивидуализированный» современный человек перестает идентифицировать себя с коллективными формами идентичности, или «мы – идентичности», он перестает ощущать свой долг перед кем-либо, а без «Мы» (общность) невозможно и «Я» (индивидуальное)[1].
«Растрадиционивание» российского общества продолжает углубляться, даже в условиях формальной политической стабильности. Это выражается, в частности, в том, что «Я – идентичность» постепенно заменяет различные формы и проявления «Мы – идентичности». Индивидуальное «Я» современного молодого человека в обществе оказывается лишенным «Мы», что ведет к потере индивидуальности, ибо если не существует понятия «Мы», то невозможно и понятие «Я».
Человеку свойственно по самой его социальной природе говорить не только «Я», но и «Мы», без умения проводить и отстаивать дихотомию «мы – они» личность теряет устойчивость, становясь неврастеничной. В этих условиях индивидуальность современного молодого человека нуждается в новых формах сплоченности, тогда как интегрирующих факторов становится все меньше. Наука, власть, рабочий, класс, армия, семья, церковь, партии и т.д. перестали функционировать на глобальном уровне как абсолютные и неприкосновенные институты. Растет волна недовольства, лишающая социальные институты их былого значения.
Разбив общинные или корпоративные перегородки, локализовавшие людей к предписанному положению, современность поставила индивида перед мучительной задачей построения» собственной социальной идентичности, тогда как в традиционном обществе идентичность обреталась коллективно. Так, римское республиканское государство эпохи античности представляет классический пример той стадии развития, на которой принадлежность к семье, племени или государству, то есть «Мы – идентичность» отдельного человека имела в балансе между «Я» и «Мы» значительно больший вес, чем сейчас.
Как известно, свобода у древних определялась степенью участия в общественных делах и прямым проявлением суверенности, но эта «коллективная свобода» была совместима с полным подчинением индивида свободе всех. Но в эпоху, когда «затерянный в толпе индивид почти никогда не замечает того влияния, которое он оказывает на социум, «мы должны быть гораздо сильнее привязаны к нашей индивидуальной независимости, нежели древние».
Именно таков пафос современности, когда индивидная самость молодого человека порой не уже не принимает ценностную архаику вчерашнего дня, а новая ценностная система им еще не отрефлексирована им в силу ее аморфности. В итоге, мы наблюдаем кризисные проявления процесса самоидентификации современной молодежи, первым следствием которого является нивелировка ценностей социального долженствования, что существенно гипертрофирует формы субъектного проявления человека в структуре общественных взаимодействий. В этих условиях становится все более проблемным согласование разнонаправленных интересов не только на субъект-объектном уровне (социальный институт – личность), но и на уровне межличностных отношений, ибо утрачиваются ранее устойчивые формы преемственности в воспроизводстве ценностных преференций, продуктивных стереотипов консолидированного взаимодействия, традиций.
Но, как известно, именно традиции определяют многие истины и во многом обусловливают порядки «замиренности» в действиях субъекта. Человек, следующий традиционному образу мыслей и действий, не задается вопросом об альтернативных вариантах. С другой стороны, чем меньше люди связаны традицией, тем сильнее становится внутреннее движение мотивов, и тем больше становится внешнее беспокойство, взаимное столкновение людских течений, полифония стремлений[2].
Указанные противоречия приобретают чрезвычайную актуальность в рамках российского социального пространства, ибо прежние универсальные модели гармонизации взаимоотношений между индивидом и обществом, такие, например, как «социализм», «гуманизм» становятся все менее эффективными, современный молодой человек постоянно пересматривает свою идентичность, не находя, порой, адекватной техники самоидентификации. В данном случае утрачивается принцип интерсубъективности, а тем самым подрывается всякая иная ценность, кроме ценности утверждения «Я».
Для современного индивидуализма характерно не столько утверждение индивидуальности в ее различии с другой» индивидуальностью (утверждении индивида «в своем собственном имени»), сколько обретение независимости каждого в отношение целого, высвобождении из-под коллективного: этот индивидуализм есть также «индивидуальный эгоизм, в котором каждый рассматривает себя отдельно от общества и человечества, или одной из его совокупностей».
Отождествление действующего лица с потребителем, стремящимся достигнуть на рынках труда наибольшего удовлетворения при наименьшей цене, реальным следствием может иметь разрушение общества как системы и утраты соучастия, которое, в свою очередь, несет за собой угрозу утраты индивидуальности современного человека. Это является одним из крайних выражений индивидуализма, который обусловливает характер ценностных преференций современного молодого человека.
Указанные ценностные девиации, нашедшие отражение в сознании значительной части современной российской молодежи, в очередной раз свидетельствуют о реальной возможности утраты ими целевой идентификационной функции, когда они «...уже не понимают, что за «Дело» заставляет индивидов жить сообща, что за априорное стремление тянет живые существа друг к другу?»
Очевидно, что современность нуждается в поиске коллективной идентичности, коллективных целей, вопрос лишь в том, возможна ли такая идентичность и не приведет ли ее настойчивый поиск к новым ужасным формам коллективизма, коих в предыдущем столетии было более чем достаточно? Таким образом, коллективная идентичность представляется афористичной и заменяется в сознании молодежи индивидуальной, ибо сама современная социальная обыденность провоцирует замену в сознании людей гетерономного определения социального положения (статуса, функции, роли) индивидуальным самоопределением на основе указанных выше ценностных ориентации.
Литература
1. Карпушина Л.В., Капцов A.B. Психология ценностей российской молодежи: монография / Л.В. Карпушина, A.B. Капцов. Самара: Изд-во СНЦРАН, 2009. - С. 92.
2. Бурдов В.Т. Теория творчества: интеграция, глобализация, диалектика: монография / В.Т. Бурдов, Т.В. Плотникова; Рост. гос. ун-т путей сообщения. Ростов н/Д, 2010. - С. 72.
Поступила в редакцию 16.01.2015 г.
[1] Карпушина Л.В., Капцов A.B. Психология ценностей российской молодежи: монография / Л.В. Карпушина, A.B. Капцов. Самара: Изд-во СНЦРАН, 2009. - С. 92.
[2] Бурдов В.Т. Теория творчества: интеграция, глобализация, диалектика: монография / В.Т. Бурдов, Т.В. Плотникова; Рост. гос. ун-т путей сообщения. Ростов н/Д, 2010. - С. 72.