ISSN 1991-3087
Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Яндекс.Метрика

НА ГЛАВНУЮ

Уголовно-процессуальная регламентация оперативного внедрения: вопросы целесообразности

 

Венедиктов Андрей Анатольевич,
кандидат юридических наук, доцент кафедры философии и социально-гуманитарных дисциплин АНО «ООВО» Университет экономики и управления», г. Симферополь,

Венедиктова Юлия Евгеньевна,
адвокат, Ассоциация «Крымская коллегия адвокатов «Территория права», г. Симферополь.

 

В статье рассмотрены положения уголовно-процессуальных кодексов Республики Казахстан и Украины, касающиеся негласного внедрения в преступные формирования. Проанализирован опыт практической реализации этих положений. Дана оценка целесообразности уголовно-процессуальной регламентации оперативного внедрения.

Ключевые слова: оперативное внедрение, негласное внедрение, исполнение специального задания, негласные следственные действия.

 

Одним из эффективных средств борьбы с организованной преступностью всегда было и остаётся внедрение сотрудников правоохранительных органов в преступные сообщества (с использованием соответствующего прикрытия). Проведение таких операций в теории и практике оперативно-розыскной деятельности получило название «оперативное внедрение». Так, п. 12 ст. 6 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» предусматривает возможность проведения оперативно-розыскного мероприятия именно с таким названием.

Аналогичные мероприятия предусматривают соответствующие законы почти всех стран постсоветского пространства. Однако в последнее время в некоторых из этих стран наметилась тенденция к закреплению оперативного внедрения как процессуального (негласного следственного) действия. С принятием новых уголовно-процессуальных законов Грузии, Казахстана, Украины органы досудебного расследования этих государств получили право проводить операции по оперативному внедрению своих сотрудников в преступные сообщества с целью выполнения задач уголовного процесса. Однако анализ правоприменительной практики указанных стран свидетельствует о том, что фактические данные полученные таким образом используются как доказательства в уголовном процессе в единичных случаях. При этом сторона защиты всегда находит весомые основания для того, чтоб требовать у суда признать собранные доказательства недопустимыми.

Цель данной статьи состоит в том, чтобы оценить целесообразность введения в уголовный процесс оперативного внедрения как негласного следственного действия, выявить возникающие при этом проблемы и предложить пути их решения.

Содержание, организация и тактика оперативного внедрения в законах об оперативно-розыскной деятельности стран постсоветского пространства не регламентируются. Там лишь предусматривается возможность проведения такого мероприятия, и вскользь описываются гарантии безопасности внедрённых сотрудников. Сущность, прядок и детали проведения оперативного внедрения, как правило, раскрывались в засекреченных ведомственных нормативно-правовых актах и считались государственной тайной.

Однако с начала поточного тысячелетия в открытой печати появились публикации результатов научных исследований, касающихся данных вопросов; информацию о некоторых подробностях оперативного внедрения стали использовать в общедоступной учебной литературе. Так, в 2006 году П. Я. Прыгунов детально описал психологические основы оперативного внедрения как специальной операции, опираясь на раскрытие содержания этого оперативно-розыскного мероприятия [1, с. 3–12]. В этом же году, своё видение сущности оперативного внедрения в учебнике «Теория оперативно-розыскной деятельности» подали члены авторского коллектива под руководством Г. К. Горяинова, В. С. Овчинского, Г. К. Синилова [2, с. 354–357].

В следующем году (2007) Н. Д. Абдуллаева презентовала результаты комплексного исследования состояния правового регулирования оперативного внедрения и практики его осуществления. Она изучила исторические аспекты использования оперативного внедрения в борьбе с преступностью; проанализировала существующие определения данного оперативно-розыскного мероприятия и сформулировала его авторское понятие; рассмотрела сущность, формы и виды оперативного внедрения; провела анализ правовой основы оперативного внедрения, выявила имеющиеся в ней недостатки и предложила пути её совершенствования и др. [3]. В этом же году В. А. Некрасов, В. Я. Мацюк, Н. Е. Филипенко, Л. В. Родынюк коротко описали особенности оперативного внедрения как средства сбора информации про латентные преступления в монографии «Оперативное распознавание». [4, с. 92, 146–150].

В 2008–2009 годах М. Л. Грибов посвятил серию статей психологическим вопросам общения оперативного работника, внедрённого в организованную преступную группу с ёё членами [5; 6]. В 2011 году свой взгляд на сущность оперативного внедрения как оперативно розыскного мероприятия в представил О. Ю. Ващенко [7].

В 2013 году А. Ю. Расцветаев опубликовал монографию «Оперативное внедрение в общей системе оперативно-розыскных мероприятий», которая стала одной из последних открытых фундаментальных робот данного направления исследований [8]. В дальнейшем публиковались, в основном, статьи и тезисы конференций [9–11].

Изучение указанных выше и других робот показало, что ни в одной из них, вопросам целесообразности уголовно-процессуальной регламентации оперативного внедрения, должного внимания не уделялось.

Анализ научной литературы Украины, посвящённой данной тематике, свидетельствует о том, что некоторая активность в её изучении началась только после опубликования проекта нового Уголовного процессуального кодекса этого государства, последующего его принятия и введение в действие (2012 г.). С того времени и по сей день украинские учёные критикуют многие его положения как необоснованные, особенно в части института негласных следственных (розыскных) действий [12–16]. Таким образом, регламентация оперативного внедрения в уголовном процессе не имела под собой соответствующей научной основы. Как следствие, возникли процессуальные проблемы применения данного негласного следственного, розыскного мероприятия.

Статья 272 указанного документа имеет название «Выполнение специального задания по раскрытию преступной деятельности организованной группы или преступной организации». Она предполагает: «Во время досудебного расследования тяжких или особо тяжких преступлений могут быть получены сведения, вещи и документы, имеющие значение для такого расследования, лицом, которое в соответствии с законом выполняет специальное задание, участвуя в организованной группе или преступной организации или является участником указанной группы или организации, который на конфиденциальной основе сотрудничает с органами досудебного расследования» (ч. 1).

Выполнение указанными лицами такого специального задания, как негласное следственное (розыскное) действие, осуществляется на основании постановления следователя, согласованного с руководителем органа досудебного расследования или постановления прокурора с сохранением в тайне достоверных сведений о личности (ч. 2 ст. 272 УПК Украины).

Очевидно, что в данном документе речь идет именно о том мероприятии, которое в теории оперативно-розыскной деятельности именуют оперативное внедрение. Однако внедрить в преступное формирование можно лишь то лицо, которое в нем не принимает участия. В тоже время, украинский законодатель урегулировал возможность сбора сведений про преступную деятельность такого формирования как лицом, внедрённым туда, так и уже участвующим в нём.

Таким образом, выполнение специального задания по раскрытию преступной деятельности организованной группы или преступной организации по своему содержанию шире оперативного внедрения и включает его как составляющую часть. На наш взгляд такое объединение не оправдано. Ведь, несмотря на гносеологическую идентичность, оперативное внедрение и использование конфиденциального сотрудничества с членом преступной группы это разные мероприятия в организационном, тактическом и процессуальном плане.

Объединение внедрения в преступное формирование с другими видами деятельности имеет место и в новом УПК Республики Казахстан. Там объединены негласные внедрение и (или) имитация преступной деятельности. Именно такое название имеет ст. 251 данного законодательного акта.

В частности там сказано, что внедрение и (или) имитация преступной деятельности осуществляются с письменного согласия лица, внедренного и (или) имитирующего преступную деятельность, с целью получения фактических данных о подготавливаемых, совершаемых или совершенных преступлениях (ч.1. ст. 251, УПК Республики Казахстан).

Такая формулировка дает основание полагать, что имитация преступной деятельности может осуществляется: а) в рамках негласного внедрения; б) как самостоятельное негласное следственное действие. Однако имитация преступной деятельности не имеет познавательного значения и сама по себе не может быть признана средством собирания доказательств по уголовному делу. Это скорее средство, которое позволяет обеспечить конспирацию других негласных следственных действий.

Следует также отметить, что в УПК Республики Казахстан нет определения ни негласного внедрения, ни имитации преступной деятельности. Это не дает возможности однозначно определить: куда и кто должен внедряться (в преступную группу или в окружение подозреваемого) и где граница между имитацией преступной деятельности и совершением преступления.

В тоже время п. 3 ст. 11 Закона Республики Казахстан «Об оперативно-розыскной деятельности» предусмотрено оперативно-розыскное мероприятие «внедрение». Его понятие подаётся в п. 10 ст. 1 (негласное внедрение работника органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность, либо сотрудничающего с ним конфиденциального помощника в окружение объекта оперативного интереса для решения задач оперативно-розыскной деятельности). Такое понятие довольно чётко описывает метод сбора необходимой информации. Поэтому непонятно почему законодатель применил в УПК Республики Казахстан другой подход.

На Украине, наоборот, оперативное внедрение как оперативно-розыскное мероприятие привязали именного к нормам уголовного процессуального закона. Так, в п. 8 ч. 1 ст. 8 Закона Украины «Об оперативно-розыскной деятельности» предусмотрено право оперативных подразделений выполнять специальное задание по раскрытию преступной деятельности организованной группы или преступной организации в соответствии с положениями статьи 272 Уголовно-процессуального кодекса Украины.

В законах как Казахстана, так и Украины для проведения негласного внедрения, в отличие от большинства других негласных следственных розыскных действий и оперативно-розыскных мероприятий не требуется получение постановления следственного судьи. Однако лицо, внедрённое в преступную среду с легкостью может проводить действия которые по своей сущности будут идентичными тем, для которых такое получение такого постановления является обязательным. Это, в частности, негласное проникновение в помещения, здания, сооружения, транспортные средства (с их обследованием, снятием копий с документов, скрытого фотографирования и видеозаписи); негласное снятие информации с компьютеров; контроль содержимого почтовых отправлений; установление и использование средств визуального и звукового контроля и пр.

Естественно, что собранные таким образом доказательства, суд, вполне обоснованно, может признать недопустимыми. Если же по каждому подобному мероприятию, проводимому внедрённым лицом проходить процедуру получения разрешения следственного судьи, это приведет к значительному увеличению риска расшифровки оперативного сотрудника (или его конфиденциального помощника), а соответственно к неоправданной угрозе его жизни и здоровью.

Таким образом, внедрённое лицо в рамках уголовно-процессуального закона может получать информацию, в основном, общаясь с объектом и его окружением и (или) наблюдая за их действиями.

Информация, про преступную деятельность, сообщённая внедрённым лицом может быть использована в качестве доказательства только в случае ее надлежащего процессуального оформления. Даже в этом случае, сторона защиты может обоснованно требовать допроса в судебном заседании этого лица.

Часть вторая ст. 256 КПК Украины предусматривает, что лица, проводившие негласные следственные (розыскные) действия или вовлеченные в их проведение, могут быть допрошены в качестве свидетелей. Их допрос может происходить с сохранением в тайне сведений об этих лицах и с применением по отношению к ним соответствующие меры безопасности, предусмотренных законом.

Однако юридического механизма сохранения в тайне сведений о таких лицах не существует. Более того, даже если во время допроса присутствующие не смогут видеть их, а голоса будут изменены с помощью технических средств, это не предохранит допрашиваемых от идентификации. Ведь элементарный анализ содержания их ответов может привести к однозначному выводу о том, кем именно является человек, владеющий соответствующей информацией. Это приведёт к угрозе его жизни и здоровью.

Второй абзац п. 8 ст. 115 УПК Республики Казахстан предполагает, что Фактические данные, непосредственно воспринятые лицами, внедренными в преступную группу, в целях обеспечения безопасности этих лиц могут быть использованы в качестве доказательств после допроса должностного лица органа, осуществляющего оперативно-розыскную, контрразведывательную деятельность либо негласные следственные действия, в качестве свидетеля.

В данном законодательном положении нет полной ясности. Так, непонятно какое именно должностное лицо подлежит допросу: начальник соответствующего органа, его заместитель, организатор оперативного внедрения или любой другой сотрудник. Очевидно лишь то, что это не сам внедренный, ведь речь идёт об обеспечении его безопасности. Так или иначе, это будут показания с чужих слов, поскольку допрашиваемый будет просто передавать информацию, полученную от внедрённого. Такие доказательства нельзя считать допустимыми доказательствами.             В том случае, если информация, полученная путём негласного внедрения, используется в тактических целях (без предоставления в суд в качестве доказательств) всё значительно упрощается. Такую информацию можно эффективно использовать для принятия решения о своевременном проведении открытых процессуальных действий – обысков, выемок, задержаний, осмотров, допросов. Доказательства полученные в ходе этих действий стороне уже проблематично будет оспаривать. В данном случае легче обеспечить и безопасность внедрённого лица.

Следует отметить, что в уголовно-процессуальных законах Республики Казахстан и Украины есть положения, позволяющие использовать материалы оперативно-розыскной деятельности в уголовном производстве как доказательства (ч. 2 ст. 120 УПК Республики Казахстан; абз. 2 ч. 4 ст.99 УПК Украины).

 

Выводы

 

Урегулирование внедрения оперативных работников в организованные преступные формирования (преступную среду, социальное окружение объектов) в уголовно процессуальных законах государств постсоветского пространства было не полностью продуманным. Среди недостатков положений, которые регламентируют это негласное следственное розыскное действие можно выделить следующие:

а) отсутствие чёткого определения;

б) включение в содержание негласного внедрения смежных видов деятельности, подлежащих отдельной регламентации (имитация преступной деятельности, конфиденциальное сотрудничество с членами преступных сообществ);

в) отсутствие надёжных механизмов, позволяющих использовать показания внедрённого лица в суде как допустимых доказательств с одновременным обеспечением его безопасности.

В настоящее время нет необходимости процессуально закреплять в УПК Российской федерации оперативное внедрение. Оно должно оставаться оперативно-розыскным мероприятием, а его результаты следует использовать в уголовном процессе только в тактических целях. В качестве доказательств они могут быть использованы в исключительных случаях на основании положений ст. 89 УПК Российской федерации.

 

Литература

 

1.                  Прыгунов П. Я. Психологическое обеспечение специальных операций: оперативное внедрение: учеб. пособие / П. Я. Прыгунов. – К.: КНТ, 2006. – 472 с.

2.                  Теория оперативно-розыскной деятельности: [учеб.] / под ред. К. К. Горяинова, В. С. Овчинского, Г. К. Синилова – М.: Инфра-М, 2006. – 832 с.

3.                  Абдуллаева Н. Д. Оперативное внедрение в деятельности оперативних подразделений органов внутренних дел: дисс. ... канд. юрид. наук: 12.00.09 / Абдуллаева Наргиз Джаббаровна Иркутск, 2007. – 213 с.

4.                  Некрасов В. А. Оперативне розпізнавання: [моногр.] / [В. А. Некрасов, В. Я. Мацюк, Н. Є. Філіпенко, Л. В. Родинюк]. – К.: КНТ, 2007. – 216 с.

5.                  Грібов М. Л. Характеристика інтерактивної та перцептивної складових спілкування оперативного працівника, впровадженого в організовану злочинну групу / М. Л. Грібов // Боротьба з організованою злочинністю і корупцією (теорія і практика). – 2009. – № 21. – С. 77–86.

6.                  Грібов М. Л. Характеристика комунікативної складової легендованого спілкування оперативного працівника, впровадженого в організовану злочинну групу / М. Л. Грібов, Т. В. Бернак // Боротьба з організованою злочинністю і корупцією (теорія і практика). – 2008. – № 19. – С. 161–170.

7.                  Ващенко О. Ю. Сущность оперативного внедрения как оперативно розыскного мероприятия в оперативно-розыскной деятельности / О. Ю. Ващенко // Известия Тульского государственного университета. Экономические и юридические науки. 2011. № 1. С. 281–286.

8.                  Расцветаев А. Ю. Оперативное внедрение в общей системе оперативно-розыскных мероприятий: монография / А. Ю. Расцветаев. – Краснодар: Кубанский ин-т социоэкономики и права (филиал) ОУП ВПО «Акад. труда и социальных отношений», 2013. – 120 с.

9.                  Азаров М. Ю. Особливості виконання спеціального завдання з розкриття злочинної діяльності організованої групи чи злочинної організації / М. Ю. Азаров // Боротьба з організованою злочинністю і корупцією (теорія і практика). - 2013. - № 1. - С. 11-18.

10.              Калабашкін І. М. Щодо юридичного складу виконання спеціального завдання з попередження чи розкриття злочинної діяльності організованої групи чи злочинної організації / І. М. Калабашкін // Бюлетень Міністерства юстиції України. - 2014. - № 9. - С. 159-166.

11.              Вертипрахов А. С., Савватеев Д. С. Возможности оперативного внедрения в борьбе с организованной преступностью / Современные проблемы правотворчества и правоприменения: матер. Всерос. студен. науч. практ.конф. (г. Иркутск, 24 марта 2017 г.); Иркутский институт (филиал) ВГУЮ (РПА Минюста России). – Иркутск, 2017. – С. 340–342.

12.              Лук’янчиков Є. Д. Становлення інституту негласних слідчих (розшукових) дій / Є. Д. Лук’янчиков, Б. Є. Лук’янчиков // Криминалистика и судебная экспертиза. – 2015. – Вып. 60. – С. 147–160.

13.              Погорецький М. А. Негласні слідчі (розшукові) дії: проблеми провадження та використання результатів у доказуванні // Юрид. часопис Нац. акад. внутр. справ. – К., 2013. – № 1. – С. 270–277.

14.              Сергєєва Д. Б. Проблемні питання постановлення ухвал про проведення негласних слідчих (розшукових) дій / Д. Б. Сергєєва // Вісник Чернівецького факультету Національного університету «Одеська юридична академія». – 2014. – Вип. 1. – С. 177-186.

15.              Старенький О. С. Проблемні аспекти законодавчої регламентації провадження негласних слідчих (розшукових) дій / О. С. Старенький // Науковий вісник Дніпропетровського державного університету внутрішніх справ. – 2013. – № 4. – С. 449-455.

16.              Стащак М. В. Проблемні аспекти застосування негласних слідчих (розшукових) дій оперативними підрозділами ОВС України / М. В. Стащак, Л. А. Мазур // Митна справа. – 2012. – № 6 (84). – Ч. 2. – Кн. 1. – С. 85–89.

 

Поступила в редакцию 14.03.2018 г.

2006-2019 © Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов.
Все материалы, размещенные на данном сайте, охраняются авторским правом. При использовании материалов сайта активная ссылка на первоисточник обязательна.